Я принимала очередное поздравление с совершеннолетием, сдобренное новой порцией комплиментов. Отец и мама стояли рядом, даря необходимую поддержку, но, при этом, одновременно давили, не давая забыться или расслабиться. Мама с видом истинной аристократки и легкой, надменностью во взгляде рассматривала гостей, благосклонно улыбалась, здоровалась и великодушно принимала поздравления с моим рождением. Но не забывала следить за мной, чтобы я не сутулилась, расслабляла челюсти и улыбка, из-за сведенных от усталости мышц, казалась искренней.
Отец, преисполненный гордости и достоинства олицетворял собой непогрешимый авторитет: сегодня его единственная наследница стала совершеннолетней, и подготовка приемника практически завершилась. Несмотря на довольно молодой возраст, создавалось впечатление, что папа только и ждал этого момента, чтобы сложить полномочия и передать их мне – той, кого он готовил так долго и, кажется, остался этой подготовкой доволен. Особенно в последние три года, когда ничто более не отвлекало меня от обучения, более строгого, чем прежде.
Больше не было Ника, который одним своим присутствием мог разогнать половину замка и отвадить на неопределенное время всех гувернанток и учителей, что неусыпно следили за мной, не выпуская из вида в его отсутствие.
Но после того случая три года назад я больше не видела его. Ни разу. И ничто не мешало завершить подготовку, которую отец, отчего-то решил ужесточить и ускорить. А я… я не знала, радоваться мне или плакать от этого…
Несмотря на то, что обучение выбивало из меня все силы, и вечером я просто проваливалась в сон, стоило только коснуться головой подушки… это уберегало от ненужных мыслей и бессмысленных сожалений. От мыслей о моем странном друге и таком неоднозначном прощании с ним, после которого я еще неделю не могла нормально дышать из-за сломанных ребер. Я не могла с точностью сказать, что чувствую по поводу случившегося и срыва того, кого считала другом, но оказался неведомым мне монстром, чей образ до сих пор преследовал меня в кошмарах.
Эта неопределенность больно давила на виски, сидя словно паразит в голове, что разъедал разум и рушил душу. Потому, наверное, я была только рада дополнительной нагрузке, что так любезно предоставил отец, начиная с моего выздоровления. Времени на посторонние мысли не было, а когда оно появлялось, я просто засыпала не в силах ни о чем думать.
И вот теперь силилась банально не уснуть, выслушивая новое, но однообразное поздравление от того, кого, может и знала, вот только в нескончаемой веренице гостей, так и не могла вспомнить. Ноги немели, спина нестерпимо ныла в потребности ее немного расслабить, щеки сводило, а подбородок уже трясся, отчего улыбка была не столь сиятельной и радушной, как три часа назад. Но один строгий взгляд матери, который я уловила боковым зрением, и я напрягла спину еще сильнее, смирившись с тем, что вытерпеть вечер придется без всяких поблажек.
Спустя еще минут сорок гости поредели, а мать великодушно разрешила занять свое место за столом в банкетном зале, что я расценила как сегодняшний главный подарок. Но уже через два часа поняла, как ошиблась.
После банкета объявили танцы, и все переместились в бальный зал. Меня, разумеется, как главную виновницу торжества потащили туда в первую очередь. Посмотрев на предварительно составленный список тех, с кем я обязательно должна потанцевать по мнению отца, а после и матери, я поняла, что не уйду с этого вечера, не стерев ступни до щиколоток.
Подходила новая смена партнера, и я уже с тщательно скрытой обреченностью смотрела на… вероятно, десятого партнера, который подавал мне руку, что сейчас казалось мне просто издевательством. Но уже через секунду меня накрыло чувство тревоги, и я напряглась, ощущая, как сердце в секунду страха замирает, а после пускается в галоп. Тревога была мне знакомой… почти привычной.
Я повернула голову в сторону как раз в тот момент, когда тройка беловолосых мужчин вошла в зал. Как и всегда при их появлении все обернулись, затаились, и даже музыканты нервно прошлись смычками по струнам, вызывая неприятную какофонию, что быстро потонула в напряженной тишине. Как и много раз до этого возникла ассоциация с затихшим лесом, когда на охоту выходит страшный хищник. У нас же в зале их было целых трое. И все безошибочно смотрели мне за спину.
Проследив направление, я посмотрела на побледневшую мать, с лица которой моментально пропала вся спесь, уступив место затравленному страху, и отца, что стоял гордо, стойко… но в карих глазах я видела странное смирение. Даже тогда, когда новоприбывшие гости прошли по живому коридору, разошедшихся в стороны гостей, проигнорировали меня и подошли сразу же к отцу.
Впервые за долгие годы я услышала голос другого, помимо Доминика, существа:
– Поздравляем с совершеннолетием твоей дочери, Каррил, – спокойно и негромко произнес мужчина с самыми длинными волосами из всей тройки, что красивым водопадом спадали на спину, перехваченные сложной заколкой у самых концов на уровне бедер. Отчего-то подумалось, что это не просто аксессуар. Свободная длина волос и заколка с заостренными, даже блестящими гранями могут причинить серьезный вред здоровью другого существа, о чем мужчине должно быть прекрасно известно. Руки он держал за спиной, а выражение лица было спокойным, величественным, надменным, но в уголках губ мне почудилась злая насмешка, обращенная к моему отцу.
– Благодарю, – проронил папа бесстрастным, неживым голосом, смотря исключительно на главаря, что стоял в центре. Второй сопровождающий, с которым я также никогда не общалась, смотрел безразлично и холодно, держался отчужденно и величаво. На лице его застыла маска ледяной брезгливости, словно находиться сейчас в этом месте, среди всех приглашенных нами гостей ему было нестерпимо… мерзко.
И третий… по-прежнему с неровно срезанными, взлохмаченными волосами, что свободно падали на плечи, с интересом озирался, словно был в этом месте впервые… а после резко обернулся, встретившись со мной взглядом, от которого я вздрогнула.
Когда трио мужчин проходили мимо, я не смогла рассмотреть старого знакомого, но сейчас видела, что он изменился. Не могла понять, в чем дело, но понимала, что это – уже не мой друг, которого я запомнила. Черты лица заострились, во взгляде не было привычной рассеянности, и желтые глаза смотрели непривычно пристально. Так, что от его внимания что-то замирало в груди больше обычного и того, что я помнила. Взгляд был тяжелым, пронизывающим насквозь. Создавалось впечатление, что он прочел меня, как открытую книгу, заглянув не только в разум, но и в душу. Вынудив вспомнить свои самые страшные и потаенные страхи… секреты и неявные мысли, что гнала от себя все три года.
