Мне с детства все пророчили, что я стану музыкантом. Первой об этом, когда я родился, моей маме сказала акушерка. Она сказала, что у меня длинные пальцы, как у музыканта.
В пять лет я захотел стать музыкантом. Папа отвел меня в музыкальную школу, и меня определили по классу фортепиано. Наверное, именно потому, что у меня были длинные пальцы.
Название этого инструмента происходит от двух слов – форте, что в музыке означает громко, и слова пиано, что означает напротив – тихо, негромко. Я долго пытался понять, как можно играть на этом инструменте сразу и тихо, и громко. Но ни мои учителя, ни мой папа, который очень хотел научить меня игре на этом инструменте, так и не смогли мне это объяснить.
На эти объяснения у них ушло три года, а я так и не смог понять загадочной природы игры на этом инструменте одновременно тихо и громко. Но обучение музыке не прошло для меня даром. Я очень хорошо стал различать любые звуки. Независимо от их силы. Тихо они звучат или громко, я вздрагиваю даже от скрипа двери в туалете, когда туда заходит моя жена. Этот скрип мне напоминает звук ноты «си» в третьей октаве.
«Хотел стать музыкантом. Лучше бы не хотел».
Лет в двенадцать мой друг Серега предложил заняться боксом. Он сказал, что у меня хорошие пропорции для бокса. Особенно моя сутулость. Сутулость в боксе позволяет лучше сгруппироваться. Спорт благородный для английских джентльменов.
Я посмотрел в английском словаре, «бокс» в переводе на русский – это «коробка». Странно как-то: спорт и коробка. Ну коробка, так коробка.
Сначала тренер научил меня вести бой с тенью. Знаете, есть такая методика – бой с тенью. В этой методике я был успешен. Я мог колотить по несколько часов подвешенный мешок с песком или опилками.
Но потом тренер сказал, что мне пора выходить из тени. Я думал, он имеет ввиду, что надо выходить боксировать из помещения спортзала на солнце. Но он имел в виду другое. Выходить из тени – это боксировать не на солнце, а на ринге в лучах славы.
«Ринг» – это слово тоже из английского и означает «круг», «кольцо». Но у боксеров ринг почему-то оказался квадратным. Мне там выделили угол. После жеребьевки мне достался угол красного цвета.
Вначале там все было приятно и цивильно. Тренер даже поставил для меня там стульчик. Но потом все закричали. У меня забрали стульчик, и на ринг пришел еще один участник бокса. Дальше я не все хорошо запомнил. Но то, как этот второй участник бокса недобро посмотрел на меня, я запомнил навсегда.
Не помню, сколько времени прошло, но очень быстро, я оказался снова в моем красном углу. Стульчика там уже не было, и я сел прямо на пол. Мой тренер что-то очень громко, но неразборчиво, кричал мне. Так громко нас учили кричать в школе на уроке гражданской обороны команду: «Спасайтесь! Атомная бомба!».
Я хорошо знал эту команду и знал, что мне надо делать. Я лег на пол. Очевидно, этим спас себе жизнь. Не спас я только челюсть. Она с тех пор немного повредилась. И еще, это мой доктор говорит, что бокс в итоге повредил мне черепную коробку. Вот все-таки, где связь у этого слова «бокс» (коробка) со спортом английских джентльменов.
«Хотел стать чемпионом города по боксу. Лучше бы не хотел».
Потом я закончил школу. Надо было строить взрослую жизнь. Я хотел ее строить по правилам и профессионально. Поэтому я поступил обучаться в строительный институт. Хотел стать инженером-строителем.
В институте меня обучили многим предметам по этой строительной специальности. Но предмет химия не преподавали. А когда я пришел после учёбы на стройку, там почему-то работали «химики». Так они себя называли. Кто говорил, что уже два года на «химии», кто три или даже четыре.
Я хотел стать прославленным строителем. В энциклопедии я посмотрел, что самым прославленным строением в мире признана башня в городе Пиза. Это в Италии. Она даже называется собственным именем «Пизанская башня». И я решил взять это строение как образец для подражания.
Наш прораб, Василий Иванович, посмотрел на эту башню и сказал, что нашу девятиэтажку на глазок так не построить, нужен прибор теодолит. Он очень удивился, как итальянцы смогли в те времена сделать такую башню без теодолитов.
Я принес теодолит. Это такой прибор для определения угла наклона строений от вертикального положения. Василий Иванович хотя был не строителем, а «химиком», быстро освоил этот прибор. Вместе мы соорудили наш дом в точности с тем же наклоном, что эта их знаменитая башня в Италии.
Но жильцам такая прославленная конструкция почему-то не понравилась. Их представитель пришел к нам в управление и сказал, что строители чего-то нахимичили. А что он хотел? На стройку взяли «химиков», им и положено химичить.
Особенно жильцы были недовольны тем, что в квартирах из-за наклона полов все вещи скатываются ко входной двери. Но, по-моему, они преувеличивают. Скатываться могут только круглые и скользкие предметы. А их в квартире не так уж и много.
Еще он сказал, что, когда найдет инженера-строителя, который строил дом, то оторвет ему руки. Но директор нашего строительного предприятия сказал, что рук мало, и он оторвет мне еще и жизненно важный орган, чтобы я не мог иметь детей.
Жить без детей я бы, наверное, смог, но без рук – какой я буду инженер. И я решил не искушать судьбу. Я женился, взял фамилию жены, и они меня не смогли найти
«Хотел стать прославленным строителем. Лучше бы не хотел».
Женитьба – обретение недостающей половины. Дело тонкое, интимное, часто совершаемое в темноте и по ночам. Но в темноте, на ощупь, очень непросто что-то делать и, тем более, выбирать. По ошибке можно присоединить себе чужую половину.
Об этом по порядку. Я хотел жениться и нашел для этого женщину. Она сразу предложила мне, и я согласился. Жениться. Но, когда мы пришли с ней в ЗАГС и крупная женщина, их главная начальница, грозным голосом сказала мне: «Вы берете Варвару Петровну в жены?!», я растерялся и уже не мог понять, хочу я ее брать или нет.
Я всегда теряюсь, когда мне, например, в магазине или на рынке начинают громко говорить: «Так вы берете?! Или нет?!». А еще и очередь сзади напирает: «Мужчина! Вы или берите, или отходите! Не задерживайте очередь!»
В общем, я растерялся. И хотя я чувствовал, посмотрев на Варвару Петровну, что лучше этого не делать, я все равно сказал, как и на рынке в очереди, – «Да. Беру».