– Мамочка, не надо! Мама, мне больно!
– Что ты сделала с моей курткой, крыса? – спросила меня мать, приподняв меня над кроватью за волосы.
Плача от боли, я ответила:
– Это папа… Папа перешил куртку на меня.
– А, ясно.
И кинув меня на кровать, куда-то опять пьяно шатаясь, ушла. Я сжалась в клубочек и тихонько плакала. А затем уснула.
Я плохо помню своё детство. Отрывками. Помню, как я проснулась, а дома никого нет. Мне было очень страшно, я стояла и плакала, а родители всё не шли и не шли. И тогда, наверное, от отчаяния, я схватила топор и стала рубить входную дверь. А потом легла и плача уснула. Помню, что с детского сада забыли забрать, и я ночевала со сторожем. Отец пришёл за мной утром. Я не помню, чтобы я злилась на него. Я рада была ему. Помню, как маму поехали в город встречать, она уезжала куда-то. Лил дождь, мы ждали маму на вокзале. Но её не было. Мы съездили к бабушке, думали она там. Но и там её не было. Домой мы вернулись поздно вечером. Оказывается, мать вернулась раньше и пила у соседки. Мне она тогда привезла джинсы.
Я не помню, чтобы мама меня собирала в школу. Я даже не знаю, вовремя ли я приходила в школу. С 1 по 3 класс я училась во вторую смену. Помню, собрав свой портфель, и надев, что было, стала искать обувь. Нашла туфельки лакированные. Я помню, как мы их покупали. Вместе с папой и мамой на грузовой машине ездили на рынок за туфлями. Было жарко, ноги потели и туфли еле налезали, но это была такая ерунда. Ведь они были такие замечательные. Блестящие лакированные черные туфельки. А ещё у них был каблучок, и цокали они также как каблуки у взрослых. Но это было так давно, а сейчас у них стёртая подошва, вернее половины подошвы совсем нет. Ну и ладно, на улице тепло и сухо, так что можно одеть. И я побежала в школу.
После школы я обычно ходила на остановку, где проезжал мимо папа. Если четырёхлетняя сестрёнка была дома одна, то я забирала её с собой. Папа у меня был водителем на ЗИЛе. И я ждала его там, а вдруг он проедет. Иногда он проезжал и забирал меня, и мы с ним катались до вечера. Иногда я не дожидалась его и шла либо домой, либо к нему на работу. Мне было 7 лет, но даже для семилетнего ребёнка это было далеко. Я очень любила кататься на машине, мы с сестрой пели песенки, рассказывали стихи, потом сестра обычно засыпала, а я все продолжала смотреть в окно. Вечером мы вместе шли домой. Из сумки отец нам доставал подарок, как он говорил, от зайчика. И это была самый вкусный хлеб, чай. Подумаешь холодный, главное от зайчика. Я любила, когда мы вечером все вместе садились ужинать. Папа рассказывал маме, что было на работе, а мы сидели и слушали.
Как-то ночью я проснулась от криков. Я вскочила и увидела, что отец душит мать. Отец был голый. Мать прохрипела:
– Оля, позови соседей.
Я выбежала в коридор, стала стучаться ко всем соседям, но никто дверь не открывал. Я зашла обратно домой, стала плакать и уговаривать папу, чтобы он отпустил маму. Но он только ухмылялся пьяной улыбкой. Матери удалось вырваться, и мы выбежали из дома. Стояли внизу в подъезде, прислушиваясь, выйдет отец или нет. Было холодно. Я дрожала то ли от холода, то ли от страха. Что дальше было я не помню. Мне тогда было лет пять.
Помню момент, как я спряталась под кроватью, а пьяные родители под одеялом занимались сексом. Они видели, что я там сижу. Однако им было всё равно.
В тот злополучный вечер пьяная мать потащила меня в соседний дом забрать наш телевизор. Понятно, что для неё это был просто предлог покинуть квартиру. Ведь она сама бы не понесла его. Другой вопрос, почему меня отпустил отец с ней?
Никто дверь нам не открыл. Люди спят уже в это время. Мы спустились вниз. Видимо на громкий стук внизу выполз из квартиры пьяный мужик. Они о чём-то переговорили с матерью, и мы зашли к нему. Мне было не по себе, и я стала говорить маме, что хочу домой, но она от меня отмахивалась. Они начали спорить, и тут сосед произнёс:
– Я сейчас изнасилую тебя и твою дочь!
Я так испугалась от этих слов, сердце стало биться очень быстро.
– Мамочка, мамочка, пошли домой!
Не дожидаясь ответа, я рванула к двери, мать побежала за мной. Я выскочила на улицу, перебежала дорогу и влетела домой. Отец лежал на диване, читал книгу. Плача, я рассказала ему, как могла, что произошло. Тут за мной ввалилась мать, а за ней этот пьяный мужик. Он что-то пробормотал отцу и прошёл на кухню. Я спряталась в комнате. Тут послышался грохот, я осторожно выглянула на кухню. Мужик валялся на детском обеденном столике и не вставал. Мой столик был сломан. На меня никто не обращал внимание.
Потом мы пошли за какими-то их друзьями. На улице было темно, холодно, никого не было. Мы вернулись домой с мужчиной и женщиной.
Я заснула. Проснулась, от громких голосов и шума. Заглянула на кухню. Друг родителей пинал валяющегося мужика. Я ушла обратно в комнату. Легла в свою кровать, спряталась под одеяло и уснула.
Снова проснулась от шума. Они тащили этого мужика за руки и за ноги. Решили унести его домой. Я опять уснула.
Утром проснулась. Тишина. Вышла на кухню. Мать стояла возле окна. Я посмотрела в окно. Там было много людей, стояли машины скорой, милиции. Мать сказала, что этот мужик умер.
В какой-то момент отца с нами не стало. Когда его забрали, я не видела. Помню только, что мы ходили к нему куда-то. Мы стали жить втроём: мать, я и младшая сестра. Мать всё также пила. Мне было восемь лет.
Наступил мой день рождения. Мне исполнялось девять лет. Мы с подружкой решили заработать денег. Пожарили семечек. Одни были с солью, другие с сахаром. Как только в голову пришло пожарить с сахаром. Мы встали возле магазина и стали уговаривать взрослых купить у нас семечки. Подружка всем говорила, что у меня день рождения. Люди покупали. Я так думаю из жалости. Мы с ней все-таки продали семечки и заработали деньги.
Все деньги почему-то оказались у моей матери. Она купила нам лимонад, карамельки и себе водку. Я позвала своих друзей. Мать поставила детский стол посередине комнаты. Мы пили лимонад, ели конфеты, смотрели мультики по видеомагнитофону, смеялись. Нам было весело!
Вечером почти все разошлись. Остались только подружка моя со своей мамой. И мы с моей подружкой устроили для своих мам концерт. Пели, танцевали, сценки показывали. А потом спросили:
– Хотите мы вам частушки споем?
– Да, давайте!
– Только они с матюгами…
– Давайте!
Мы с задором проорали эти частушки с матами. А они пьяные смеялись, хлопали. Ну а нам что? Нам было радостно, материться можно. Прям как взрослые.
Как-то мы с подружкой поехали покупать тетради. Обратно, когда вернулись, было уже темно. На улице гуляла моя младшая сестрёнка. Ей было на тот момент пять лет. Я спросила её:
