- Твою мать, ты ослепла? - ору я на девку с огромными круглыми глазищами.
- Янтарь, не выражаться! - шипит на меня миссис Хилл.
Меня зовут Янтарь и я ненавижу это место. Вообще, кажется, мне мало что нравится. Возьмите хотя бы мое имя: Янтарь. Мои уважаемые мамашка и папашка не смогли придумать ничего оригинальнее, чем навесить на меня славу об отцовских миллионах. Вернее, их истоке. В чудесные 90-е годы, которые в моей стране принято называть лихими, отец путем сложных махинаций подмял под себя рынок добычи и сбыта янтаря. Вижу кривенькую усмешку на ваших физиономиях: подумаешь, окаменевшей смолой деревьев торговал. Теперь представьте, что вы единственный получатель прибыли от легальной и, еще больше нелегальной, продажи. По скромным прикидкам, около пары десятков миллионов долларов в год. Но разве кто знает точно?
Мыслил мой папашка масштабно. За несколько лет его чуткого хозяйствования крупнейший комбинат по переработке янтаря скатился к банкротству. Масштаб хищений мог бы поразить воображение, если мы, конечно, с вами не земляки. Но мой прародитель не только загрузкой вагонов за рубеж по ночам руководил. Иногда, скорее редко, может быть, чтобы не особо надоедать, он наведывался к моей мамашке. Так появилась я - ребенок, недостаток любви к которому лихо компенсировался долларовыми чеками.
В восемь лет мамашка, похлопав меня по щеке, развернулась на каблуках и исчезла в толпе пассажиров зала международных вылетов.
- Давай ручку, солнышко, - сказала бабушка. - Тебя ждет удивительный мир.
Бабушка - мое исключение из правил. Мой праздник и опора, всегда была со мной. Ее ум вкупе с родительскими деньгами открыли передо мной дверь в один из старинных колледжей Англии.
И вот я стою посреди общей столовой, с моей дорогущей сумки падают на пол спагетти с фрикадельками. Соус, скорее всего, пробрался внутрь. Мое лицо искорежено отвращением. Чудесное начало учебного года. Новенькая лепечет извинения и тянется ко мне с салфетками.
- Убери от меня свои лапы, - злобно шиплю и отвожу вытянутую руку с сумкой подальше от этой неуклюжей девки.
- Янтарь, ты придаешь слишком большое значение происшедшему, - ровным голосом поучает меня миссис Хилл.
- Слишком большое? - Да они что, издеваются? - Ты хотя бы знаешь, во сколько обойдется чистка? - Злобно таращусь на недоразумение передо мной. - Как ты вообще додумалась ко мне подойти?
В колледже я второй год. За мой дебютный всем в кампусе стало понятно, со мной лучше не связываться. Я с трудом выносила человек шесть - точнее, уже пятерых - которые, вроде как, считались моими друзьями. И для меня это - бесконечно огромное число людей. Остальные быстренько шли лесом, подгоняемые моим чудесным характером.
К моему удивлению, раскрасневшаяся девчушка вместо того, чтобы быстро, потупив глазки, ретироваться в сторону горизонта решила открыть рот:
- Давай, я помогу тебе все очистить? - Она смотрела на меня спокойными чернильными глазами: ни злости, ни страха, ни осуждения.
- Ты. Поможешь. Мне? - Я смерила презрительным взглядом это чудо передо собой. В чем в чем, а в искусстве унижения ближнего мне не было равных.
- Вряд ли ей нужна помощь, - раздалось откуда-то сбоку. - Скорее всего, она голыми руками задушит еще одного страуса и сделает из него новую сумку.
Бешенство. Оно заполняло меня целиком и готовилось прорваться через край, затопив все липкой черной жижей. “Не поддавайся, Янтарь, - раздался в голове голос бабушки. - Не позволяй им взять над тобой власть”. Развернувшись, мне пришлось моргнуть, чтобы вернуть зрение. Передо мной стоял какой-то патлатый брюнет.
- Ты еще кто? - Мой голос не успел сорваться на визг. - Хотя знаешь, пирожок, мне всё равно! Забирай свою недалекую подружку и катитесь от меня подальше.
С девчонкой-недотепой его роднил спокойный уверенный взгляд. В нем не было вызова или осуждения, но меня от него передернуло. Будто он мог пролезть глубже, сквозь защитную оболочку и рассмотреть то, что я упорно прятала. Переводя злобный взгляд с одного на другую, я поняла, как ошиблась. Близнецы! Эти двое не парень с девушкой. Они близнецы. Одинаковый взгляд одинаковых чернильных глаз, одинаковые темные вьющиеся волосы, только у нее короче подстрижены. Плюс парень был на голову выше сестры.
Пока я придумывала как бы поядовитее ответить, миссис Хилл взяла меня под руку и начала уводить:
- Янтарь, думаю, нам стоит побеседовать в приватной обстановке.
Молоденькая миссис Хилл - начинающий преподаватель, для которой работа со студентами - обязательная допнагрузка. Прочитав неизбежную в таком случае лекцию о студенческом братстве, взаимопомощи и “семейственности” университета, поручив в наказание за грубость провести экскурсию по кампусу для новеньких, преподаватель закончила разговор фразой: “Тебе нужно быть сдержаннее, Янтарь. Твоему блестящему уму мешает твое безрассудство”.
Интересно, что эта молодая англичанка считала безрассудством? Ссору в кафе? Пропуски занятий? Или может спор с друзьями на охмурение очередного членоноса. Простите, мужика, парня, как пожелаете. Моя очередная победа и стал причиной отвратительного настроения. Получив от него признание в вечной любви, мы с другом, как обычно, разыграли сцену измены, после которой возлюбленный должен, обливаясь горючими слезами, проклясть меня и забрать обратно обещания и заверения.
План, отточенный не один раз, на добродушном австралийце не сработал. Он молил меня одуматься и вернуться к нему, обещал сделать законной женой и увезти к себе подальше от соблазнов, валялся в ногах и целовал щиколотки. Притом что мы даже толком не переспали. Я же сражалась с диким желанием пнуть его посильнее, освободив свою комнату и время от нашествия этого обожателя. Кто бы мог подумать, что за три недели загорелый подтянутый серфер с пропитанной солью кожей превратится в плаксивого щенка. Неопытное суетливое животное он напоминал и в постели. Надо ли говорить, что после пяти минут разглядывания ногтей и потолка под его вялые оральные ласки, я вскочила с кровати и вылетела из комнаты, оставив ему на прощание трусики.
Потом еще эта девица в столовой: от меня воняет жирными фрикадельками за милю. И вот когда день, кажется, уже не сможет быть хуже, я подошла к двери своей комнаты в общаге и услышала, как внутри кто-то разговаривает. Катя? Осознание, что голос может принадлежать моей лучшей подруге, почти заставило меня развернуться и свалить. То есть, как лучшей. Бывшей лучшей подруге. Так правильнее. Разлучило нас всего одно небольшое обстоятельство. Точнее, для нее оно было огромным. Большим-пребольшим. За год я переспала с каждым ее парнем. С каждым. Даже с теми, кто просто был ей симпатичен. Не то, чтобы их было много: трое, включая её детскую любовь. И, надо сказать, сделала ей большое одолжение, двое из них оказались абсолютными нулинами в сексе. Пустышки, прикрытые ворохом слов. Их неопытность равнялась самоуверенности и заставляла меня сбегать еще до рассвета. В свое оправдание скажу, что я не сразу поняла, что делаю. Мой мозг принял решение со мной не посоветовавшись. Причину своих поступков я поняла, когда нашу дружбу было уже не спасти. Да я и не собиралась, если честно. Всего одна Катина ошибка стоила ей года ада и увесистого комплекса неполноценности.
