Загадайте двузначное число от 40 до 80. Умножьте на 3. Отнимите 8. Прибавьте 17, разделите на 5 и закройте глаза.
…Темно, правда?
Анекдот
Сказала бы кому из своих (а это много больше, чем половина Города), что Дуг впал в сварливость, – решили бы, что бабку поразило синильное слабоумие. Кое-кто, возможно, и добавил вполголоса: «наконец-то!» – но это уже, скорее всего, моя вульгарная старческая паранойя.
Старина Дуг – Дуг, старина! – был в Городе личностью легендарной. Одно название его кабака чего стоило – «У Повешенного». И не поленился ведь соорудить вполне себе внятное чучелко из ветоши… А потом лихие посетители, быстро переходящие в завсегдатаев (может, геологи, а может – спасатели), усовершенствовали «вывеску», накинув на чучелко старый мундир ландскнехта, да ещё сунули в руки муляж мороженого. Смысл в вывеске заключался психологический: Дуг и сам когда-то был ландскнехтом-наёмником, и вполне мог разделить судьбу чучелки, кабы не его местные корни. Вспомнил он о них очень вовремя – когда валялся в нашем госпитале с тяжелым ранением, сразу после Войны. Тогда как раз президент Страны издал указ, что все этнические местные, буде таковые обнаружатся среди пленных, имеют полное право об этом заявить, покаяться в прежних заблуждениях и остаться у себя дома, а кто старое помянет, тому глаз вон. Дуг (как и некоторые другие) признал предложение разумным, и не преминул воспользоваться. Принадлежность к титульной нации выявлялась к тому моменту простым анализом крови: было там нечто заковыристое, только аборигенам присущее. Не претендуя на знание микробиологии, могу сказать одно: коренным населением брезговала здешняя мошка с комарами, и они не болели местной же жуткой лихорадкой.
Было это 4 десятка лет назад.
Искалеченная нога не позволила Дугу продолжить военную карьеру; вновь обретенная родина, не меньше Дуга искалеченная войной, ничего, кроме небольших подъёмных, предложить не могла, а как-то жить надо было. Любая профессия, связанная с физическими нагрузками, ему не улыбалась, и Дуг, поосмотревшись, открыл кабак, первый в Городе. Нет, трактиров у нас было достаточно, но в них в основном кормили, а Дуг готовить не умел, не любил, и женой обзавестись не счел необходимым; зато цену вовремя опрокинутому стаканчику знал преотлично, так что «Повешенный» очень быстро стал весьма забористым бистро, вынужденным, всё же, соблюдать общие для наших мест правила. В Стране то землетрясение, то снежные бураны, то наводнения, то конец света; Город же, занявший лукоморье – склоны нескольких сопок на берегу океана, за которыми сразу же начинаются самые высокие в мире Горы, – получал непогодой по морде вдвойне, то с гор, то с моря, и поэтому во всех домах, включая административные и увеселительные заведения, обязательно держали запас свечей, канатов, лееров, лопат, лавинных зондов, сухого пайка и питьевой воды на пару недель; а уж трактиры и вовсе оснащались противотуманными ревунами, полной выкладкой походной аптеки и проблесковыми маячками. У нас тут даже полиция в основном занимается… э-э-э… защитой заезжего неопытного обывателя от самого себя, так скажем, – потому что, по причине недавнего возникновения собственной государственности, мы собственным неопытным обывателем обзавестись не успели.
Как и преступным миром, а также матерными ругательствами в языке, за что более просвещенные страны готовы смешать нас с грязью – за отсталость. До чего ж они нам добра хотят, ну просто-таки себя не щадя.
В нашей Стране вообще размытые границы между обывателем и не обывателем, спасателем и не спасателем, городом и деревней…
Но я о Дуге.
Он быстро приобрел славу человека душевного, мудрого и своего в доску. В смысле преданности своим. В смысле, что держал под стойкой старый ручной пулемет в рабочем состоянии – на случай, если дорогие гости уж очень разойдутся. Тогда он, питая имманентную ненависть к ссорам, удобно упирал калечную ногу в скамейку за стойкой, выволакивал РПД, и, если сам маневр оставался незамеченным, молча давал очередь по стенке, над головами посетителей. Пулемет был заслуженным ветераном, а патронный короб Дуг украсил крупной надписью «ЗЛО». Страшное слово расшифровывалось вполне мирно – «Здесь Люди Отдыхают!!!», а стрельба означала, что хозяин просил кланяться и напомнить об этом обстоятельстве.
У «Повешенного» быстро начала собираться элита – профессура из Университета, тарки из Министерства Внутренних дел, отечественные умницы-журналисты, зубры из Центра Кризисных ситуаций и контрразведки, светила отечественной науки, атланты из спасателей, прометеи от пожарки, корифеи Геологического управления и Департамента по землепользованию; талантливые студиозусы, продвинутые простецы, и так далее, и тому подобное. Все они приходили к «Повешенному», как в дом родной – выпить, поговорить, на людей посмотреть и себя показать. Белёные стены заведения были украшены шаржами-экспромтами, блиц-зарисовками, афоризмами, отзывами и пожеланиями местных знаменитостей. И автографами, например нашего отечественного художника с мировым именем: толстым углем, выхваченным из очага, и пару раз переброшенным – чтоб остыл, – с руки на руку, одной уверенной линией он изобразил горы, изящно переходящие в яков, изящно переходящих в его подпись, известную всему просвещенному миру… Дуг клиентуру свою уважал, и трепетно оберегал от ненужных тревог и недоперепития; он самозабвенно слушал вечные споры о высоких материях, хотя сам эрудицией не блистал, и категорически отказывался видеть разницу между аллергией и аллегорией.
Мы с ним знали друг-друга с той самой войны (хоть и воевали сначала по разные стороны Перевала), и столько раз успели уже породниться через друзей, детей и внуков, и стольких незаменимо-близких людей проводили, держа друг-друга в руках, в последний путь!.. Мы были родней если не по крови, то уж точно по подвигам, правнукам и городскому кладбищу.
…Теперь, в силу возраста, Дуг редко стоял за стойкой сам, разве что днем, когда народу никого.
Тем более резкое настроение его было мне совершенно непонятно. Может, из-за осенней болтанки барометра нога разболелась?.. Может, опять выяснилось, что пора платить налог, а денег нет?.. Дуг вечно поил в долг кого ни попадя, и всегда стеснялся напоминать о задолженности; клиенты же его, в силу действительной своей неподдельной гениальности, страшно далеки всегда оказывались от народа, то есть от Дуга, то есть – от оплаты счетов. А Дуг… Некоторые, говорят, рождаются с венцом безбрачия; так вот Дуг родился с венцом банкрота, и пока дела «Повешенного» не взял в свои руки молодой партнер Джеф, перед Дугом регулярно маячила долговая яма. По осени, как гуси-лебеди потянутся на юга, отмахиваясь мощными крылами от декларации о налогах, особо близким друзьям частенько случалось спасать самый элитный кабак Города от финансовой катастрофы. Деньги эти Дуг считал святыми, и потом, собравшись с силами, всегда аккуратно возвращал.
