Конунгу Хальву Ирвингу послышался вздох.
– Показалось, должно быть, – подумал конунг и всей пятерней крутанул птичью ножку так, что она целиком уместилась в его кулаке, выглядывая сквозь пальцы торчащими кусками мяса.
Звук повторился, и Ирвинг понял: « Слух его не обманывает».
– Кто здесь? – вопрошали глаза правителя полные удивления.
– Это я, – донеслось до него из глубины, но вполне, отчетливо, при этом бражная взвесь в бутылке пришла в движение.
– Ух?!! Ты!.. – от изумления Хальв раскрыл рот. – Я, ведь, ещё ни чего не сказал?.. Я, только – подумал?
Он стал тереть глаза, не веря увиденному зрелищу – по ту сторону бутылки стояло непонятное существо, сморщенное, с вытянутым лицом и узкой, клинообразной бородкой. На голове огненно рыжий чуб, торчал из-под шапки колпачка с бубенчиком. Одежда вся в дырах. Весь он, от ног и доверху, был наполнен, какой-то неряшливой несуразностью.
– Чего уставился? – изрёк «Несуразный». – Давай, выпускай меня!!
– Ты, как туда забрался? – остолбенело, спросил правитель.
– Как? Как? – осадок в бутылке пришёл в бурное движение. – Мария загнала!!
– Во?!! Даёт?!! – пьяная физиономия Хальва вытянулась. – И, как это у неё получилось?
– Как? Как?.. Крестом!!!
– Каким ещё крестом? – нижняя губа Ирвинга совсем отвисла.
– Ты, чего – совсем того… я смотрю??
– Ты, сам должно быть – того…. Ку-ку… Полный!
– Отвори пробку, дятел!! – негодовал «Несуразный», видя, как уходит дорогое ему время.
– Сам, ты, дятел!.. Я конунг!!
– Какой, ты, конунг?! Что и делаешь… – пьёшь, да пьёшь…
– Пить будешь??
– Буду!! – обрадовался замурованный, думая, что – он ищет себе компанию.
– Не открою-ю-ю… Самому мало-о-о…
– Не буду я пить!! – умоляя, взревел «Несуразный».
– То-то!! Шишок… – промямлил конунг.
– Я, лишь – компанию тебе составлю, – пошел на хитрость закрытый внутри бутылки Шишига и бубенчик на желтом колпачке, закачался, в такт его увещеваниям.
– О!.. Это другое дело!! – пьяно изрёк Ирвинг. – Я не таких как ты… я ярлов, от дармовщинки отваживал.
Хальв приподнялся на локтях, так как, встать у него уже не было сил и, не спеша, потянул пробку. В конце своего пути, по лабиринту горловины, закупорка издала: « Чпок» – не то, здороваясь, не то непонятный, так поздоровался – издав вздох свободы, но «Несуразный», тут как тут, вместе с хлопком, уже сидел на столе. Как будто ничего и не было, лишь шипение в горловине ёмкости говорило само за себя: «Что—то произошло?!!»
– Кхе!.. Кхе!.. – изрек он, прочищая горло, после долгого заточения.
Шишига-Барабаш потёр глаза, после столь ядрёного настоя. Он, всё ещё, не верил в своё освобождение и, озираясь по сторонам, крутил головой. Головой барабашка больше крутил из боязни – как бы не зашла Мария и не загнала его обратно в бутылку.
– Куда же мне сховаться то?.. Куда?? – домовёнок принялся подыскивать себе укромное местечко, буря своими угольными глазёнками голое обиталище конунга.
– Хованец! Ты, чо…., – только и смог вымолвить конунг, на слово «мельтешишь» у него уже не было сил.
– Живёшь, как церковная мышь!.. А если сейчас Мария зайдёт?.. – шнырик по-детски развел руками. На его лицо отразилась растерянная озабоченность от создавшейся ситуации.
– Куда мне ныриться?.. Куда?? – он, в полной безысходности, встал во весь рост на столе. Но от этого в пустынном жилище Ирвинга потаённых мест не прибавилось.
Окосевший конунг, ничего не понимая, отрешённо уткнулся в одну точку.
Семейная жизнь Хальва и Изольдой, после рождения сына, лучше не стала. Характер жены стал ещё более скверный, а неприязнь к супругу, лишь только усилилась. По плану Изольды, конунг не должен был, общался с ребёнком. Благо исполнить задуманное оказалось не сложно – она отправить Сигурта вместе с няньками подольше от всеобщих глаз.
Конунг Хальв Ирвиг Младший, когда то, разъезжающий по резиденциям и охотничьим местам в окружении вереницы дружков-ярлов и их дружинников, вдруг остался один. И не понятно, при каких обстоятельствах, оказался на заброшенной заимке в горах под названием «Пристанище Бурого Медведя».
Бочонки с пивом и лагуны с брагой, с завидной скоростью, продолжали вершить своё пагубное дело.
На хуторе «Пристанище Бурого Медведя» жила одна из его тир, по имени Мария. Была у неё сестра Анна, которая трудилась на соседнем хуторе.
Сёстры были захвачены в землях франков, в монастыре. Франки в делах многожёнства далеко не ушли от скандинавов, хотя и приняли христианство более трёхсот лет назад. Языческие пороки трудно искореняются из человеческой мужской натуры. Многожёнство у франков было, не то чтобы в чести – но имело место быть, а про наличие рабынь-наложниц, говорить не приходиться, их количество зависело от достатка. Поэтому, новая роль Марию не слишком то и обескуражила, её больше удручало положение сестры Анны, работающей на кузнеце тяжеленым молотом.
Находясь в неволе, она поняла одно – в скандинавском мире не принято выслушивать мытьё рабов, выканючивающих для себя привилегии, поэтому Мария решила действовать другим способом.
– У меня есть сестра, – начала она издалека. – Она работает у Вашего Величества на хуторе у «Скалы Соколов» не могли бы, Вы, найти ей мужа достойного.
– Найти мужа для рабыни?.. – Хальв даже поперхнулся.
Беспробудное пьянство превратило его в скупого, заунывного прожигателя жизни, но данная просьба его – в первую очередь рассмешила.
– Найти мужа для рабыни!!! – хохотал конунг.
Просьба, сама по себе, ни каких расходов от него не требовала и, Ирвинг с удовольствием согласился. Это, в первую очередь, заинтриговало его похоть.
«Штаны Нараспашку», тот час, собрался и ускакал…
Не было титулованной особы две недели. А, когда вернулся, то с великодушной улыбкой сообщил:
«Ты, знаешь?! Искал я твоей сестренке жениха достойного, из всех достойнейших, но – ни кого достойнее себя в своём королевстве, так и не нашёл! Ты, не будешь возражать, если она будет моей наложницей у «Скалы Соколов».
– Как я могу, мой король!! – ещё не веря в исполнение своего плана, покорно ответила Мария.
Она намеревалась родить конунгу сына – будущего правителя и с его помощью вернуться на родину вместе с сестрой и детьми, которые у них за это время появятся. Если же этот план не удастся, она рассчитывала тогда, вместе со всеми домочадцами, бежать в Швецию – к своей тёте по отцу, вышедшей замуж за шведского конунга. Поэтому Анна должна была остаться здоровой и выжить в этой адской муке кузнечно-ковальных работ.
– Главное, чтобы моему Величеству было хорошо! – добавила она соглашаясь.
Однако такие любезности редко выпадали на долю рабов. Любвеобильность «Штанов» оборачивалась боком его же хозяйству, выбирая при разделе добычи свою долю наложницами, конунг лишал свои усадьбы обычной тягловой мужской силы.
