Жюли и не такое видала.
Ей следовало бы возразить, пойти на риск лишиться работы – но сохранить чувство собственного достоинства.
Какое достоинство?
Она давно его потеряла, превратившись в жалкое подобие женщины. Когда речь идет о выживании, приходится засунуть подальше высокие идеалы, выдуманные в юности. И терпеть, помалкивать, позволять, выносить.
К тому же ей была нужна эта работа. Реально нужна. И козел Шассон, бессовестный директор, способный выгнать кассиршу, обсчитавшуюся на десять евро, это знал. А уж на пятьдесят!..
Впрочем, Жюли было известно, кто украл эти пятьдесят евро, когда она отвернулась. Но оговаривать коллег нехорошо. Очень нехорошо. В тебе за версту, как вошь на белокурой головке, будут видеть доносчика. Ей бы не хотелось.
«Мадемуазель Лемэр, я мог бы незамедлительно уволить вас. Однако мне известно ваше положение, известно, что вы не сможете возместить убыток. Знайте, в моих силах заставить вас найти способ вернуть долг в кассу. Понимаете, о чем я? Если нет, спросите своих коллег, они поняли, как поступить», – равнодушно бросил он, пристально глядя на нее и гадко улыбаясь.
Сволочь!
Кстати, с виду он вполне. Идеальный зять. Высокий, подвижный, улыбчивый, с квадратным подбородком и седеющими висками. Всегда готов подбодрить, поддержать. Всегда готов в понедельник утром поприветствовать сотрудников добрым словом. Элегантная супруга и воспитанные детки. Из тех, что начинал с низов и карабкался по служебной лестнице, в поте лица завоевывая уважение и восхищение. Такова блестящая лицевая сторона медали. А если ее перевернуть, увидишь волка, хищника, мужчину, которому, чтобы ощущать себя сильным, необходимо унижать женщин.
Спустя несколько минут Жюли торопливо шла по длинному коридору, отделяющему кабинет директора от торговой галереи. Ее перерыв заканчивался. Она предпочла бы провести его как-нибудь иначе, а не быть вызванной на ковер. Она яростно утерла рукавом скатившуюся по щеке слезу, злосчастный признак слабости, которую следует немедленно побороть.
Потому что Жюли и не такое видала.
Она из тех, кого судьба не особо щадила.
А таких пруд пруди…
Поль Муассак в раздумье замер перед прилавком с замороженной пиццей. Для него не составляло проблемы выбрать пиво, упаковку которого он сейчас держал в руках, но это!.. Он, наверное, впервые зашел в супермаркет. Во всяком случае, один.
Месяц назад его бросила жена. Перед уходом, в прощальном приливе великодушия, которое, вероятно, дало ей ощущение выполненного долга, она забила ему холодильник. Настоящая женщина во всем, вплоть до малейшей детали, и пусть никто не вздумает упрекнуть ее за столь внезапный и решительный уход.
Но сегодня у Поля уже не оставалось выбора. Первое время терять по килограмму в неделю даже хорошо, однако после определенного порога становится опасно. Мысль о том, чтобы в одиночестве сидеть в ресторане, приводила его в такое уныние, что даже аппетит пропадал. Наверное, в пятьдесят один год уже пора научиться ориентироваться в продовольственном магазине. В конце концов, он выбрал самую дорогую пиццу. Не хватало еще, чтобы из-за того, что после тридцати лет совместной жизни его бросила жена, он ел что попало.
Если выбирать, то уж самое дорогое, это залог хорошего качества.
В отделе «овощи-фрукты» он припомнил одну из любимых фраз жены, которую она всегда произносила машинально, не задумываясь: «Пять фруктов и овощей в день». Обычно это соображение дополнялось двумя другими: «Курение убьет тебя» и «Алкоголь вреден для твоего здоровья».
Редкая зануда!
И все же Поль бросил в пластиковый пакет несколько яблок и направился к кассам.
Поль, держа в руках свои покупки, ждал, когда сможет положить их на транспортер. Бабища перед ним только что вывалила на движущуюся ленту целую тележку дрянных продуктов. Похоже, она тоже не в ладах со своей половиной.
Поль очень быстро понял, что выбрал не лучшую кассу для того, чтобы как можно скорее покинуть этот вертеп потребления. Зато кассирша хорошенькая. Нелюбезная, но хорошенькая. Достоинство красоты – смягчать впечатление от дурного характера. Так всегда. Хорошеньким женщинам заранее все прощают, не успеют они и рта раскрыть. Эта, даже не взглянув на покупательницу, отсчитывала ей сдачу, утирая бог весть откуда взявшуюся слезу. Подбородок у нее не дрожал, дыхание было ровным, глаза сухие – словом, совершенно невозмутимое лицо… Но эта скатившаяся слеза…
Теперь его очередь.
– Привет, Жюли.
– Мы знакомы? – спросила она, с удивлением поднимая на него взгляд.
– Нет, но это написано на вашем бедже. Иначе для чего нужен бедж с именем?
– Чтобы пожаловаться на нас на центральной кассе, если в сдаче не хватает трех сантимов. И очень редко для того, чтобы поздороваться с нами.
– У меня есть недостатки, но я не ябедник.
– Вы не взвесили яблоки, – невыразительным и равнодушным тоном заметила она.
– А надо было?
– Ну да!
– А что мне теперь делать?
– Или вы идете взвешивать яблоки, или оставляете их.
– Иду-иду, я быстро, – сказал Поль, подхватывая пакет. И на что ему сдались эти яблоки?
– Не спешите! В моей жизни это ничего не изменит, – бросила ему вслед молодая женщина.
Но он уже исчез из очереди.
Покупатели позади него начали проявлять нетерпение. Жюли воспользовалась паузой, чтобы распрямить спину, которая болела вот уже неделю.
Мужчина вернулся запыхавшись, положил перед молодой женщиной взвешенный товар.
– Вы вместо кнопки «яблоки» нажали на «виноград».
– Правда?
– Ну да, виноград «гольден». Так написано на этикетке. А у вас яблоки «гольден».
– Это важно?
– Придется платить дороже. Можете вернуться, если хотите.
Очередь начала возмущаться еще громче, и ее ропот удержал Поля возле кассы.
– Не важно, возьму как есть. А вдруг от этого яблоки станут вкуснее! – с улыбкой сказал он кассирше.
В ответ Жюли тоже едва заметно улыбнулась. Уже целую вечность ни один мужчина не любезничал с ней. Пусть даже вот так. Впрочем, в свои двадцать Жюли не привыкла к такому проявлению внимания. Беспечность повстречала достоинство на кладбище утраченных иллюзий.