Несколько лет назад – мне только исполнилось тридцать лет – я столкнулась с ситуацией, когда в моей жизни рухнуло все буквально одним днем: бизнес, отношения, здоровье, деньги… Конечно, этому способствовала череда обстоятельств, давно были звоночки, которые я упорно не слышала, но однажды кто-то сверху словно ударил для меня в огромный колокол. Я поняла, что делаю что-то не так, что в какой-то момент свернула не туда. Не с теми людьми. Не за теми целями.
Я уехала в деревню к бабушке. И впервые в жизни у нас завязался взрослый разговор. Наверняка вы меня понимаете – это когда тебя воспринимают все еще внучкой, первенцем семьи, умницей, красавицей, оберегают от горьких новостей, но вместе с тем и взрослой женщиной, с опытом и мудростью, которая уже в силах выдержать то, что раньше скрывалось за семью печатями, за красивой картинкой семейного портрета.
Бабушка рассказала множество пронзительных историй, доходивших до самой глубины души. Она говорила спокойно, без драмы и часто шутила. Я же слушала, включив диктофон, и рыдала. Рыдала от того, какая она сильная и смелая, какая особенная. И что я – ее часть. Значит, тоже сильная, смелая и особенная. Значит, что бы ни происходило в моей жизни, это всего лишь события, которые не делают меня слабой, легкомысленной, бестолковой.
Бабушкины рассказы стали своего рода ритуалом. Каждый раз, когда я приезжала к ней в деревню, – это три-четыре раза в год – я включала диктофон. Она рассказывала, я рыдала.
За эти годы через работу со мной прошло множество женщин. И всех объединяло ощущение – у кого-то остро, у кого-то тоненьким голоском где-то внутри:
я – какая-то не такая,
я – некрасивая,
я – обычная,
я – глупая,
я – слабая.
Я пересказывала им кусочки историй из жизни моей бабуси, женщины плакали и пересобирались. Кто-то отправлял ей цветы, кто-то – конфеты в благодарность за то, что она поделилась тем, что живет дальше и исцеляет других, а кто-то – впервые за много лет ехал к своей бабушке и слушал ее истории, не менее пронзительные и глубокие.
Я долго откладывала. Настолько долго, что в голове поселилась навязчивая мысль: «Сейчас ты снова потеряешь все, что так долго собирала по крупицам, если не встанешь на свой путь и не сделаешь то, что должно». То ли от страха, то ли от наличия свободного времени я все же взялась за эту книгу.
Книгу про силу духа русских женщин.
Ту силу, которая живет в каждой. Ту силу, отрицая которую, мы предаем не только себя, но и все поколения женщин, стоящих за нашими плечами, прошедших тяготы войны, голода, гибели детей…
Я скажу громко, уж простите мне эту самоуверенность, но единственная цель этого романа – исцеление женщины.
Исцелить – значит обрести внутреннюю целостность.
Исцелить – значит вернуться к своей силе, ощутить ее и двигаться по жизни уверенно.
Исцелить – значит найти свое место, перестать себя сравнивать и конкурировать с другими женщинами.
Я не ставлю перед собой задачу, чтобы вы плакали. Но поверьте – вы будете плакать. Воспримите эти слезы как очищение и прощение себя за все, где предали, пожалели, недодали, недолюбили.
С большой любовью и уважением к каждой женщине, которая держит в руках эту книгу и отправляется в свою трансформацию.
Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения случайны. Эта книга – не история моей бабушки, а собирательный образ жизни советской женщины. Эта книга, основанная на бабушкиных рассказах, – мой художественный вымысел и плод фантазии.
Теплый ветер трепал непослушные волосы, в которых запутались травинки. Волосы хлестали по бледному лицу девушки, ехавшей верхом на лошади, которая тянула повозку со свежим, только что надоенным колхозными доярками молоком. Шел 1943 год, и на первый взгляд ничего необычного в этой картине. Кроме одного – ехавшая верхом в тот момент проживала очередную схватку… Не схватку с жизнью, с лошадью или даже с собой. Всего лишь начались роды, застигшие прямо в поле.
Остановив лошадь у своего дома, девчушка из оставшихся сил крикнула на весь двор:
– Маменька, беги за Сидоровной! Я рожаю.
Запыхавшаяся повитуха только успела подставить руки и принять девочку, появившуюся на свет с нескольких потуг. Ребенок был настолько мал, что казалось, если выживет, это будет божье чудо, не иначе. Этим ребенком, этой маленькой девочкой оказалась я – ныне в меру упитанная женщина восьмидесяти трех лет.
Меня зовут Мария. Но в тот первый день сентября, когда я родилась, бабулечка – маменька моей матери – нарекла меня Манюней. Так я и живу с этим именем, называя себя Марией только в официальных кругах.
Но давайте по порядку. Родилась я, как и сказала ранее, очень маленькой. Бабулечка вспоминала, что я была словно рукавичка. И эту «рукавичку» поселили в корзинке от овощей: прежде в ней таскали картошку с огорода, а теперь она служила люлькой. Бабушка распотрошила подушку и сделала из гусиных перьев перину в эту самодельную люльку. Чтобы отогреть и зарумянить щечки, жить меня отправили на печку. Как-то зашел в гости сосед дядя Вася, за самогоном или чем еще, и умилился шороху из корзинки:
– А что у вас за котята там копошатся, Глафира? Кошка родила?
– Почти, – ответила бабуся. – Прасковья Манечку принесла.
А Манечку Прасковье принес мой отец, пока пребывал дома
из-за лечения ноги, раненой на фронте. Красивый, высокий, статный мужчина, с которым она состояла в браке уже несколько лет, пробыл в деревне около месяца, сделал свое дело и отправился воевать дальше. Он вернулся, когда закончилась война и по всей стране отгремели салюты. От «рукавички» не осталось и следа – перед ним стоял двухлетний розовощекий карапуз, видевший отца впервые в жизни и запомнивший его навсегда по едкому запаху табака.
Совместное счастье длилось недолго. Отец прожил в семье пару месяцев. Ну как в семье… Ночевал дома, а остальное время гулял и заливал «горючее», вспоминая тяготы войны. Пока вы думаете, что случилось дальше, я вернусь к матери.
После родов прошло десять часов. Что делает женщина на следующий день после того, как подарила миру новую жизнь? Отдыхает, наслаждается младенцем, кормит грудью… Моя мама встала на рассвете и отправилась в поле. То самое, с которого еще вчера умчалась верхом на лошади. Не прошло и суток, как эта сильная, волевая и на первый взгляд безэмоциональная женщина уже таскала тюки сена, доила козу и переливала молоко в бидоны, чтобы загрузить на ту самую повозку с той самой лошадью, которая доставит это добро жителям деревни.