Поймите… что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы…
А. С. Пушкин[1]
Люди зачастую берутся слишком смело судить своих предков. Они называют их традиционное, естественное общество «отсталым», а деятельность вождей и прочей элиты оценивают, основываясь на сегодняшних представлениях о мире, на современных понятиях «о добре и зле». Но в каждый период своей истории общество не было ни «отсталым», ни «продвинутым», а властители не были ни великими провидцами, ни гнусными злодеями: общество просто эволюционировало как система, при соответствующем развитии различных своих структур, в том числе властных, церковных и научных.
Умственное взросление человечества было долгим и постепенным, оно шло через научные прорывы, реформы церкви и организацию образования. Сначала наука, церковь и образование, – впрочем, как и власть, – были достаточно примитивными, затем они прошли свой путь, разный, хоть и во многом сходный, изобилующий совместными «оплодотворениями», в Византии, Западной Европе, Индии, России…
Всего лишь пятьдесят лет назад о «персональном компьютере» не было ни слова. Сто лет назад никто подумать не мог ни о радио, ни о телевидении. Двести лет назад химические элементы для большинства были просто кучей минералов. Триста лет назад люди не понимали природы света. Четыреста лет назад великий астроном Тихо Браге никак не мог представить себе движение Земли! Пятьсот лет назад за любую погрешность против Аристотеля с ученых брали штраф. Шестьсот лет назад не было механических приборов для измерения времени, длительность ночных и дневных часов была разной.
То же самое можно сказать и о социальной эволюции. Идея о дворянстве, как благородном сословии, утвердилась во Франции только в конце XVI – начале XVII века; до этого твердой социальной систематизации общества не было. Тогда же строгое социальное деление появилось и в Англии – отнюдь не в незапамятной древности и даже не в «мрачном Средневековье», а в елизаветинскую эпоху. В России же до этого времени дворян звали «холопами», они были слугами высшей знати, бояр и удельных князей; современная наука, чтобы не допускать двусмысленности, называет их «служебными дворянами».
Свой громадный путь прошли образование и литература. Когда впервые появились сказки, взрослые люди относились к ним так же, как теперь относятся дети, а ведь для детей мифические или сказочные персонажи не отличаются от реальных. Позже сказки целиком перешли в разряд детского чтения; еще позже взрослые приключенческие романы типа «Трех мушкетеров» перешли к подросткам.
Представьте, что в XVII веке даже самые «продвинутые» люди по умственному и эмоциональному своему развитию были сходны с современными пятнадцатисемнадцатилетними подростками!
Эволюция одной какой-то общественной структуры подгоняла другую. Государству нужна была военная сила, армия требовала вооружений, производство – развития науки и подготовки специалистов, образование вело к научному прогрессу и обогащало культуру народа, частью которой само всегда и было. Понятно, что в каждый конкретный момент задачу образованию ставит государство, и таким образом через образование поддерживается связь общества (народа) и государства. К примеру, Петр I учреждал учебные заведения для подготовки, прежде всего, мичманов и канониров, а необразованным дворянам запрещал жениться.
Собственно, сходным образом – когда что-то одно подгоняет другое, при наличии направляющей силы, – идет эволюция любых живых, динамических систем. Отличие человеческих сообществ только в том, что события их эволюции осуществляются через деятельность людей, а люди соглашаются на те или иные перемены, руководствуясь разумом или эмоциями. Даже не желая перемен, они идут на них вынужденно, соображая в уме, что противодействие может принести еще худшие последствия.
Ну и, наконец, в отличие от всех прочих живых «сообществ» (стад, стай, прайдов у животных, лесов у растений) люди оставляют письменные свидетельства эпохи у растений и даже делают записи о происходящем, которые составляют, разумеется, в меру своего понимания событий. А само это понимание проходит свой путь эволюции, и когда столетия спустя ученые начинают разбираться с прошлым, то, основываясь на совершенно иных представлениях о мире, неизбежно приходят к неверным выводам.
Посмотрим же, как пишется история.
…И все его знакомые, чье поведение и поступки хоть немного выходили за рамки изученных им теорий, начинали раздражать его, а некоторых он даже потихонечку переряживал во врагов…
Игорь Хорр, «Записки частного извозчика»
Представьте, что у вас есть чулан и вы долгими годами складывали в него все, что представляет для вас ценность. Собранные предметы вы распихивали, исходя из их габаритов и имеющегося места, и в результате они расположились пусть причудливо, но зато надежно; к тому же вы примерно знаете, где что лежит. Приходят к вам доброжелатели или, наоборот, недоброжелатели, смотрят и говорят: эй, эй, у тебя там большая коробка стоит на маленькой… А одна вообще торчком… Вам это известно и без них, но вы также знаете, что, если вытащить хоть одну коробку, все рухнет. А потому доброжелателя вы благодарите, а остальных, возможно, обругиваете. И оставляете свою коллекцию как она есть.
Такова же ситуация с историей. Конечно, в этом «чулане» за последние лет двести навели кое-какой порядок, – но чтобы крепче держалось, немало добавили чепухи и выдумок. Современные же историки-профессионалы не проявляют понимания, что та конструкция фактов, которую собирали и толковали поколения предшествующих, скажем прямо, любителей, принципиально не может быть абсолютно адекватной той эволюции человечества или отдельных его частей, которая реально имела быть в прошлом.
Эволюция происходит с генерированием колоссального количества исходной информации, – но история, оперируя письменными источниками и разрозненными археологическими и прочими артефактами, неизбежно вынуждена пользоваться лишь ее крохами. Что-то от прошлого осталось, а чего-то уже нет. И никогда не будет.
Затем студенты заучивают мнения ученых историков предшествующих десятилетий, и сами становятся учеными, и преподают новым студентам, руководят кафедрами, пишут статьи в научные журналы. Как оно принято от веку, молодая поросль ученых осваивает принятый в этой среде способ мышления и фразеологию, отступать от которых никак нельзя, потому что иначе «прокатят» при защите диссертации или не примут статью в журнал. Понятно, что отношение к тем, кто высказывает сомнения в верности ставших традиционными толкований, становится просто враждебным.