Сейчас около десяти утра, и я уже начинаю потихоньку прикладываться к бутылке. Вообще-то, я должен быть на алгебре, но на самом деле я неторопливо рулю к дому своей прекрасной толстушки Кэссиди. Она решила постричься, поэтому не пошла в школу, и мне нужно отвезти ее в парикмахерскую, так как предки отобрали у нее ключи от машины. В этом есть некая ирония, учитывая, что наказана она за то, что на прошлой неделе прогуливала вместе со мной.
Как бы то ни было, впереди у меня роскошное февральское утро, и я думаю, а кому нужна эта алгебра? Допустим, я попытаюсь исправить оценки к маю, к выпуску, ну и что? Я не из тех, кто еще в пятилетнем возрасте стопудово решил в какой колледж отправится, я даже не в курсе, когда там последний срок подачи заявлений. Кроме того, не похоже, чтобы родители парились по поводу моего образования. Они перестали следить за моими успехами после развода, а было это еще в доисторические времена. Как я понимаю, передо мной всегда открыты двери муниципального колледжа. Да и кто сказал, что я вообще должен идти в колледж? Какой в этом смысл?
Вокруг – сплошная красота. А вот в учебниках ее нет. И в уравнениях тоже. Возьмем, например, солнечный свет: теплый, но не слишком яркий. Солнце светит совсем не по-зимнему. Кстати, в январе и декабре погода зиму тоже не напоминала. Теперь холода не держатся дольше недели. Похоже те, кто говорят о глобальном потеплении, не врут. Взять хотя бы прошлое лето. Оно нас просто измочалило жарой, молотило, как боксер на ринге. Жара стояла испепеляющая. «Глобальное потепление не для худышек», – говорит Кэссиди.
Но сейчас, в феврале, солнечный свет абсолютно чист, и в его лучах цвета неба, веток и кирпичных стен становятся такими ясными и прозрачными, что смотреть на все это такое же удовольствие, как вдыхать свежий воздух. Все цвета втекают в легкие, проникают в кровь. И ты сам превращаешься в цвет.
Я предпочитаю пить виски разбавленным, поэтому сворачиваю в продуктовый магазинчик за большой бутылкой «7Up» и вижу у входа, возле телефона-автомата, мальчишку. Не маленькую копию своего стильного папаши, в брендовых шмотках и с модной стрижкой, как у чуваков в телерекламе. Такой вряд ли сообразил бы, как вести себя с девушкой, даже если бы ее преподнесли в коробке с инструкцией, как в «Операции» или «Монополии», но притворился бы, что знает. Обычного пацана, лет шести, в толстовке с капюшоном и в джинсах, с торчащими во все стороны волосами. Я сразу иду к этому пацану и говорю:
– Эй, чувак, тебе не кажется, что ты должен быть в школе?
А он:
– Одолжишь доллар?
Я ему:
– А зачем тебе доллар, дружище? Он:
– Куплю шоколадный батончик на завтрак. Это меня настораживает. Батончик на завтрак?
Мне становится жаль этого ребенка. Я предлагаю купить ему на завтрак буррито, и он соглашается, но при условии, что получит и батончик тоже. Мы выходим из магазина, и я оглядываюсь по сторонам, прикидывая, с какими еще трудностями ему придется столкнуться во время своих странствий по оживленным улицам. Мы живем в южном пригороде Оклахома-Сити, который сам по себе похож на отдельный город. Мегаполис так разросся, что не всегда можно определить, где кончается сам город и начинаются окраины, – так что у нас тут довольно оживленное дорожное движение.
– Слушай, – говорю я, а он слизывает желток, текущий по пальцам, – это опасный перекресток. Давай я подвезу тебя, куда тебе там надо? А то вдруг водила какого-нибудь грузовика не заметит тебя и раскатает по асфальту, как белку.
Пацан смотрит на меня, оценивая, и в этот момент действительно напоминает белку, которая решает, не юркнуть ли ей в дупло. Но я выгляжу вполне заслуживающим доверия. Я тоже не стильно одет: старые недорогие джинсы, поношенные кроссовки и зеленая толстовка с длинными рукавами и надписью «Ole!» на груди. Каштановые волосы так же торчат – они слишком короткие, чтобы их надо было тщательно причесывать, а маленькая щелочка между передними зубами придает мне добродушный вид. С ней я выгляжу дружелюбно, во всяком случае, мне так говорят. В общем, страх на людей я не навожу.
Короче, мальчишка решает воспользоваться шансом и залезает на пассажирское сиденье моего «Митсубиси». «Лансер» у меня почти год – серебристый, с черным салоном, не новый, но потрясный во всех отношениях.
– Меня зовут Саттер Кили, – говорю я. – А тебя?
– Уолтер, – отвечает он с набитым ртом. Уолтер. Круто. Никогда не встречал пацана по имени Уолтер. Какое-то стариковское имя. Но чтобы стать стариком, наверное, надо с чего-то начать.
– Итак, Уолтер, – говорю я, – во-первых, я хочу, чтобы ты знал: нельзя садиться в машину к незнакомцам.
– Знаю, – говорит. – Миссис Пекинпо рассказывала нам об Опасном Незнакомце.
– Это хорошо, – говорю я. – Всегда помни об этом.
А он заявляет:
– Да, только как узнать, кто опасен?
Это меня смешит. «Как узнать, кто опасен?» Ну что за пацан! Он не может понять, что человек может быть опасен только потому, что ты его не знаешь. Вероятно, в его представлении опасный незнакомец – это кто-то зловещий: мятая черная шляпа, черный плащ, шрам на щеке, длинные ногти, острые зубы. Хотя это вполне объяснимо: когда тебе шесть, ты знаешь не такое большое количество людей. Было бы дико, если бы человек стал с подозрением относится к девяносто девяти процентам населения.
Я принимаюсь разжевывать ему всю эту тему про незнакомцев, но он отвлекается и сосредоточивает свое внимание на том, как я доливаю виски в большую бутылку «7Up».
– Что это? – спрашивает он.
Я говорю ему, что это «Сигрэм V. O.», и он хочет знать, зачем я доливаю его в газировку. В его больших круглых глазах читается неподдельный интерес. Он действительно хочет знать. И что мне теперь, врать ему?
И я говорю:
– В общем, мне так нравится. Так виски мягче. У него появляется привкус дымка. Раньше я предпочитал бурбоны из южных штатов – «Джим Бим», «Джек Дэниелс». Но если собираешься неторопливо, со вкусом догоняться весь день, то для этого они резковаты. А еще, мне кажется, их могут унюхать в дыхании. Я пробовал «Южный комфорт»[1], но он слишком сладкий. Так что теперь я пью канадский виски. Хотя я могу смешать очень и очень клевый мартини.
– Что такое мартини? – спрашивает он, и я понимаю, что пора заканчивать с вопросами, иначе я все утро буду учить этого парня азам специальности бармена. Нет, он прикольный пацан, но меня ждет моя девушка, а она не самый терпеливый человек в мире.
– Послушай, – говорю я, – мне надо ехать. Куда тебя отвезти?
Он дожевывает последний кусок буррито, проглатывает и говорит:
– Во Флориду.
Я так сразу и не назову количество миль до Флориды. Мы в Оклахоме, и она от нас на расстоянии, как минимум, пяти штатов. Я объясняю ему это, и он говорит, чтобы я просто высадил его на границе города, а остальную часть пути он пойдет пешком. Абсолютно серьезно говорит.
