– Мне не очень нравится то, что я не знаю, куда именно нас ведут, но тот факт, что дорога стала куда лучше, не может не радовать, – негромко произнесла Марго, обращаясь то ли ко мне, то ли к Светлане, отношения с которой у нее за последние дни неожиданно более-менее выровнялись. – Всяко лучше, чем через щелки между камнями ужиком скользить. Реально до печени уже достало.
– Она у тебя все равно не работает, – отозвалась Метельская. – Но в целом – да, соглашусь.
Равно как, собственно, и я. После долгого блуждания по разной степени захламленности и неухоженности темным переходам, штольням и лазам, тот путь, которым нас вела напевающая что-то себе под нос девчушка, радовал не только ноги, но и взор. От стен исходил мягкий зеленоватый свет, достаточный для того, чтобы видеть все вокруг настолько, что я даже фонарь на шлеме погасил. Плюс это смотрелось очень красиво.
Ну и, конечно, немалое впечатление на меня произвела арка, через которую мы на эти тайные тропы попали. Или правильнее увиденное назвать воротами? Даже не знаю, створок-то как таковых там не наблюдалось. Но при этом стоило только нам войти под створки, своды изукрашенные невероятно тонкой резьбой, в которой сплелись в одной целое древесные ветви, широкие листья, вершины гор, мужские и женские лица, и даже, к моему немалому удивлению, вещие птицы, причем все трое, как за нашей спиной сомкнулся камень. И уверен, его ни буром, ни взрывчаткой не возьмешь.
Вот тоже интересно: а откуда тут Сирин, Гамаюн и Алконост взялись? Не слыхал я, чтобы эта троица в здешних местах свои песни распевала, они в основном по центральной России кочуют с места на место, ищут утерянное в давние времена сокровище, которое им путь обратно домой, в Ирий, покажет, да никак сыскать его не могут, потому как нельзя найти то, чего нет в принципе. Сгинуло в никуда давным-давно рубиновое яблоко, с помощью которого открывался путь в благословенные Родом древние зеленые просторы, веков десять как тому, а то и больше. Как начали вместилища старых богов, сиречь идолов, в реки да в костры бросать, так сразу Ирий и схлопнулся, а ключ к его дверям превратился в пепел. Так сказал Мирослав, а уж кому, как не ему, наследнику волхвов, про подобное ведать? Но вещие птицы упрямы и самолюбивы невероятно, потому кой век мотаются туда-сюда, не желая признавать очевидное. Причем давно уже по отдельности, исходя из принципа «каждый сам за себя». Проще говоря, разругались они вусмерть и слышать друг о друге ничего не хотят.
Я, врать не стану, эту троицу не люблю. Злобы в них сильно много, вот какая штука. Впрочем, про всех не скажу, но вот с Алконостом мне свезло как-то носом к носу столкнуться, и сколько же он мне пакостей тогда наговорил! Причем абсолютно без повода, без каких-либо оснований, а просто так, от всей души. Ладно бы Сирин, ей по штату положено людям разные неприятности предвещать, но Алконоста-то Род создал для того, чтобы радость, добро и утешение страждущим в мир нести. А он давай бубнить вместо оптимистичных заверений в том, что меня ждет долгая счастливая жизнь: «Ты погубил учителя, ты погубил женщину, что тебя любила, ты погубил родителей, потому брести тебе по жизни и после смерти во мраке и тоске». Короче, приободрил так, что хоть в петлю лезь.
Так что, надеюсь, одной картинкой дело ограничится, и оригиналы сюда все же не заглядывают. Не хотелось бы получить еще одну порцию заупокойной хтони, но уже от кого-то похуже Алконоста, например, от той же Сирин. Особенно с учетом того, что она чаще других верные предсказания делает. Так-то все трое, конечно, проходят под грифом «вещие птицы», но именно у нее, по слухам, статистическая погрешность в части ошибок меньше, чем у остальных.
– Я не боец, – раздался за моей спиной бубнеж Аркаши. Одно хорошо – сейчас он, похоже, обращался не ко мне, а к Марго. – Понимаете? Я финансовый факультет заканчивал, а не кафедру стрельбы и драки. Поэтому не понимаю, отчего вы все так болезненно восприняли мое…
– Ты нас уже задрал! – Марго даже остановилась, а после, оскалив клыки, приблизилась к нему вплотную. – Понимаешь? Задрал! Неприятно тебе? Хорошо! Значит, в следующий раз, как к нам смертушка вплотную подступит, ты первый ее грудь в грудь встретишь!
В принципе она была права, Аркадий уже порядком утомил всю нашу группу. За минувшие минут двадцать он четыре раза заводил беседу на тему «Я не трус, а просто растерялся». То ли его задело некоторое похолодание в общении, то ли тот факт, что всем по клыку нага в качестве сувенира досталось, а ему нет, но он начал оправдываться почти сразу после того, как мы пустились в путь.
– Не встретит, – возразила вурдалачке Светлана. – Трус он, а это не лечится. Так, чего встали? Проводница наша ждать никого не станет, а если от нее отстанем – пиши пропало. До конца времен тут бродить будем, но выхода не найдем.
– Я не трус! – чуть ли не со слезами в голосе крикнул молодой человек, а после бросил на спину оперативницы настолько злобный взгляд, что, по идее, рюкзак Метельской обязан был задымиться. – Просто растерялся. С любым может случиться.
– Может, и с любым, – не оборачиваясь, бросила оперативница, – вот только случилось с тобой.
Похоже, эти двое вряд ли в ближайшем будущем станут испытывать симпатию друг к другу, что не есть хорошо. Понятия не имею, куда именно мы направляемся и что за этим последует, но одно мне известно наверняка: для достижения любой цели нужно, чтобы члены группы между собой ладили, это основа будущей слаженной работы.
Вот потому я всегда предпочитаю действовать в одиночку. Народ нынче пошел большей частью нервный, мнительный, всем недовольный, готовый спорить по любому поводу, а с такими спутниками неприятностей и убытков будет больше, чем прибыли.
Дорога кончилась внезапно и вдруг. Вот только что перед глазами слева и справа находились чуть светящиеся каменные стены – и на тебе, мы уже стоим в преддверии пещеры, огромной настолько, что даже представить подобное сложно. Мало огромной – еще и красивой, насколько, конечно, подобное слово подходит ко всему, что нас сейчас окружает.
Хотя почему не подходит? Да, надоел камень, в окружении которого мы провели немало времени, но он что, не может быть прекрасным? Даже в своем природном, необработанном виде. А уж если к нему приложил руку настоящий мастер, то и вовсе.
