Пару лет назад позвонила знакомая. Из разряда «расставаться с тобою мне жаль». Есть такая категория любимых, так и не ставших бывшими. Уж больно хороши.
С Никой мы каждый раз впадаем в блуд, независимо от семейного положения, уровня алкоголя в крови и места встречи.
Собственно, я даже изменой-то это не считаю. Традиция-с.
Тем более, ну невозможно ж оторваться от такой оторвы. Типаж «Лара Крофт», но сама Лара нервно курит папирус в углу.
– Салют, хороший мой..
– Что голос хмурый?
– Да тут…
– Говори.
– Рассталась намедни с одним… достал.
– Давно?
– Два месяца.
– Однако. И что?
– Звонит, грозит. Дверь изрезал. Сегодня на машине «Сука» нацарапал гвоздем.
– Детский сад. Азият, что ли?
– Татарин.
– Еб… Ник, ну что за все флаги в гости к нам?
– Да он клевый. Был. Поначалу.
– Поначалу все мы клевые.
– Макс, что делать? Я боюсь.
– Трахаться похуже. Лежи бревном, лущи семечки. Зевай. Чешись внезапно с собачьей истовостью в пиковые моменты. Тогда не будут так фанатеть.
– Не ну серьезно…
– Куда серьезней то. Знаешь, как по татарски будет «роковая женщина»?
– ?
– Кирдык-манда.
– Тебе все весело?
– Он совсем ебанат?
– Видимо, да.
– Ебанаты терроризируют только нормальных. С братьями по безумию они стараются не связываться. Убеди его, что ты ебанутей -отвяжется.
– Но как?
– Да мало ли… Под дверь ему нагадь…
– Ты прикалываешься? Мне не до шуток.
– Ладно. Диктуй адрес.
– Люблю тебя. Ты лучший.
– Знаю. Дай образ.
– 36 лет, на стиле, в образе, костюмы, экономист в банке, Бмв, подкачан, умен, начитан, истерик, но с выдержкой, убежден в своей крутизне. Постоянно думает, как выглядит со стороны. Он вообще из богатой семьи, отец из Татнефти, но рулит всем мать-деспот. Водит, как сумасшедший. Вечно всех «учит» на дороге.
Но всерьез, кажется, не получал ни разу.
– Истероид или паранояльный?
– Ближе к истероиду. Но там и от эпилептоидного много. Педант, болезненно чистоплотен.
– Возбудимый или застревающий?
– Первое.
– Мда. Ты не ищешь себе легких путей. Наркотики?
– Кокаин. Но это, скорее, для понта.
– Скинь его данные.
– Только не…
– Не учи ученого.
Сижу перед компьютером, размышляю. Я б не вписался, но азият… Двоих моих знакомых черноглазые порезали. А ведь поначалу тоже… манеры, образование. А как поковыряешь ногтем-кочевник вылезет. И давай Отеллу включать.
Сижу, размышляю, как нагадить чингизиду. Понятно, что лучший способ отвлечь его от надуманных проблем-создать ему проблемы реальные. Когда Кхултху начинает заниматься твоей задницей, тебе не до уязвленного самолюбия брошенного альфача.
Как говорят наши меньшие братья: «Коли свиню палять, їй не до поросят»
Оппа. Большой брат наблюдает за тобой. Объявление в Авито вылезло.
«Нагажу вашему врагу под дверь» С фото… Мда. Внушает. Добросовестный исполнитель. Ответственный.
Для мутных дел у меня всегда под рукой телефон с симкой на сгинувшего киргиза. И карта Сбера к нему привязана.
– Алло? Я по объявлению вас беспокою.
Отвечает на удивление интеллигентный баритон.
– Добрый вечер. Что вас интересует?
– А у вас что- ассортимент услуг имеется? С прайслистом можно ознакомиться?
– Вы по делу звоните или позубоскалить изволите?
– По делу. По большому. У меня комплексный заказ.
– Я вас слушаю.
– Записывайте.
Собеседник внемлет. Пару раз одобрительно хмыкает. Иногда перебивает.
– Олименты? – но почему через «О»?
– Потому же, почему скАтина, через А.
– Желание клиента-закон.
– Итак. Во сколько мне это обойдется?
– Минуточку… 30000. Но для вас я пятерку скину. Вы мне тут идей накидали-я, пожалуй, использую.
– Десятку. Оплата револьверная. Поэтапно. 5, 5 и 10. А то вдруг у вас запор случится.
– Разумно. Установочные данные жертвы скиньте на вотсап.
– Извольте. Номер карты к телефону привязан?
– Разумеется.
– Держите оплату. Когда…?
– Сегодня и начнем, благословясь, Быгымбай Турдбекович.
– Ну, ни пука, не пера…
Утром получаю фотоотчет. Минут через 10 звонок. Ника.
– Ты что наделал?
– Это не я.
– А кто?
– Неважно. И как?
– Это писец. Он визжал как резаный. Я так ничего и не поняла. Истерика. Все, что я услышала из его воплей- что то про какое я говно. И причем тут анализы?
– Это не ты. Это буквально.
– ?
– Ему насрали под дверь. Положили сверху газету и подожгли. И в дверь позвонили.
– Макс, ты сдурел?
– Подожди, это не все. Под окнами написали крупно-краской.
«РАВИЛЬ! У ТЕБЯ СИФИЛИС! ПОЗВОНИ БАБУШКЕ!»
– Бгг… он же помешан на здоровья… А почему бабушке?
– Так трогательней.
– Макс, хорош. Он меня убьет.
– А ты свали ненадолго в закат. Ты ж в Питер собиралась, вроде? Вот и кочуй туда. Пакуй манатки, кирдык-манда, и айда в шайтан-арбу. Пока я твоему саксаул-батыру мала-мала сыктым-башка буду делать.
Проходит пара дней.
Опять Ника.
– Ты как умудрился?
– Это не я.
– И как?
– Клизма, трубка, моча. Замочная скважина. И провод с 220 под дверь. Из щитка. Соляной раствор, понимаешь. Проводимость. Хорошо его тряхнуло?
– Видимо, да. Я и не знала, что у него контральто. Вопил голосом Монсеррат Кабалье. Чуть хуже. Он опять в дерьмо наступил…
– Какой забывчивый.
– Слушай, а это не слишком?
– Вполне. По Лермонтову. Помнишь:
«Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!»
Просил бурю-пожал ветер. Все ровно.
– Хррр… Не перебор?
– Неа. Надо создать твоему татарину новую реальность. Внести некую непредсказуемость в бытие. Что б, знаешь, поменьше на приключения тянуло.
Ему ж еще на двери написали. «Хорэ бодяжить кокос!»
– А менты?
– А вот про кокос как раз, что б ментов не тревожил. Зачем их от дела отрывать?
Третий акт.
Отзвонился мой засранец. В голосе-нотки уважения.
– Проект завершен.
– Клиент впечатлен?
– Не то слово. Стоял полчаса, руку грыз. Потом по земле туда-сюда катался.
– Красиво получилось?
– Новаторски, я б сказал. Пурпурное на белом… Позвольте осведомиться, уважаемый Быгымбай Турдбекович…
– Зовите меня просто- хозяин.
– Поделитесь, хозяин, все же, почему с ошибками? «ГДЕ ОЛИМЕНТЫ СКАТИНА!!!» – на новом БМВ? Мне прям заставлять себя пришлось.
– Именно потому, что на БМВ. Для контрасту. И что б стыдно стало. И за неуплаченные олименты, и за обрюхаченную им Дуньку с мыльного заводу. На БМВ денег хватило, а бабе на букварь, да робятенку на агушу -нет. Жадина. Кстати-коли вы наблюдали эту пантомиму, кто же ему на коврик то-гадил?
– Я не один работаю.
– Уфф. Я уж заволновался. Понимаете, у человека нелегкая пора.
– Кто б спорил.
– Не перебивайте. Все вокруг него становится зыбким, неопределенным, устои рушатся, привычное становится непривычным, а непривычное-привычным. И единственное, что должно быть незыблемым в этом урагане перемен- это обосранный порог. Всегда, всюду, неизменно. Должны же мы дать его мятущемуся духу хоть одну точку опоры?
