«Шел 48-й день. Я не знаю, сколько сейчас времени, но судя по тому, что сейчас осень, и солнце уже почти село, наверное, часов 8. Я уже научилась считать время здесь. Утром нас будят в 9, обед в час, ужин в 6. Иногда нам позволяется выйти. Но только один раз. С палат улицу плохо видно из – за решеток, а с главной комнаты лучше. Там и окна побольше, и решетки потоньше. Сегодня мне сказали, что если я буду хорошо себя вести, мне в палату принесут ноутбук и набор ручек, а то я в дневнике мелками пишу. Через 13 дней будет ровно два месяца. Я пойду к своему доктору, и он снова будет задавать мне всякие вопросы. Вечером медсестра разносит лекарства. Я не знаю, что это за безвкусные капсулы, но подозреваю, что это бензодиазепин. От него может произойти жесткая зависимость, хотя, наверное, мой лечащий врач знает, что делает. Часто ночью я не могу уснуть. На меня нахлынывают воспоминания о времени, когда я могла выйти на улицу. Гулять с друзьями, с мамой. Теперь они все от меня отвернулись. Я им не нужна. Да и они мне тоже. Мне здесь комфортнее. За решетками, за огромными воротами. Я в безопасности. Здесь обо мне заботятся. Я рыдаю. Рыдаю, а потом засыпаю. Но лучше так не делать, потому что, если крепко уснешь, утром будет сложно проснуться. А я так люблю поспать, но пораньше уснуть не могу. Вот такая дилемма. Люблю тебя, дневник!»
После завтрака нас отправили во двор. Погода солнечная. Раздражает. Я в футболке и длинной юбке, босиком, лежу на лавочке. Солнце светит в глаза, и от него я, практически, засыпаю. Ненавижу, когда меня будят.
– Эй, Рейчел. Подвинься, я сяду,– ко мне подходит Сьюзен, толкает мои ноги, и я нехотя открываю глаза и сажусь.
– Чего тебе?
– Клариса сказала, что мистер Рич хочет тебя видеть,– Сьюзен болтает ногами. Ей почти 30, а ведет она себя и разговаривает как ребенок. Может какое- то торможение в развитии или расстройство личности.
– Зачем я ему понадобилась? Еще 12 дней.
– Они мне не докладывают. Мне сказали сказать, я сказала,– и она рассмеялась от такого каламбура. Я только сейчас заметила, что у нее в руках какие- то цветочки. Видимо, из клумбы. Она взяла один и вставила его себе в волосы. Совсем крыша едет.
–Ладно,– говорю я, отстранившись, и иду в здание. Моментами слышу чье- то пение, чей- то шепот. Кто валяется, кто танцует, кто просто наяривает круги. Я среди друзей. Клариса (медсестра) ждет меня на посту. Мы поднимаемся на лифте на 15 этаж. Белые двери, белые коридоры. Я была здесь только два раза. Сегодня третий. Матовая дверь открывается, и я вижу доктора Рича и рядом с ним какого- то смуглого парня.
– Рейчел, моя дорогая, как ты себя чувствуешь? Познакомься, мой интерн Рикардо Фернандес. Он был лучшим на курсе. Рикардо, это Рейчел Дельверн, моя пациентка и мой лучший друг,– доктор Рич всегда очень добр и приветлив. Я люблю его как отца.– Здравствуйте,– говорю я и сажусь на мягкое белое кресло. – Рад познакомиться, мисс Дельверн,– Рикардо Фернандес тянет руку, чтобы поздороваться, я касаюсь его руки, и во мне просыпается женщина. Что это? Я что, влюбилась с первого взгляда? Вот только этого мне не надо. Я пришла лечиться. Извольте лечить, а не влюблять. Какого черта доктор Рич притащил его сюда?
–Рикардо будет мне помогать. Я хочу, чтобы ты привыкала к нему, хорошо?
– Посмотрим,– улыбаюсь я, но внутри меня просыпается дрожь.
– Как у тебя дела? Как себя чувствуешь? – доктор Рич сел поближе ко мне. Мне было неудобно говорить перед Рикардо Фернандесом. Я неловко посмотрела на него, но он не смотрел на меня, он читал мою историю и наблюдательный лист.
– Чувствую себя как всегда. Голова иногда кружится, иногда тошнит. В целом, нормально.
– Нужно, видимо, уменьшить дозу. Полтора месяца прошло, думаю, тебе можно прогуляться за воротами, скажем, с мистером Фернандесом, или если хочешь, со мной. Что скажешь?
От его слов холод нахлынул на все мое тело. Я посмотрела в его голубые глаза, потом на мистера Фернандеса (он до сих пор читал). Я нервно сглотнула и сказала: «ладно»,– и потупила от страха глаза.
– Рикардо, проводи мою дорогую Рейчел в ее палату,– добро сказал доктор Рич. Я решила, что напоминать об обещанном ноутбуке не стоит. Подумает, что специально для ноутбука буду себя вести нормально. Мистер Фернандес встает, не выпуская из рук мой наблюдательный лист, и открывает мне дверь. Я выдавила улыбку.
– Мисс Дельверн, вы знаете, где ваша палата?– спросил мистер Фернандес, когда мы подошли к лифту.
– Мистер Фернандес, во – первых, зовите меня Рейчел, во- вторых, я тут почти два месяца, я в состоянии запомнить две цифры,– говорю я мягко, но не получается и меня охватывает волна стыда за такую грубость. Он спокойно смотрит на меня и говорит, слегка улыбаясь: «Рейчел, во- первых, зовите меня Рик, во- вторых, я ни капли не сомневался в ваших интеллектуальных способностях». После недолгого молчания я спросила: «Вы сюда надолго?»
– Я пройду здесь интернатуру, а потом надеюсь стать полноценным врачом, а что такое?
– Ничего, просто доктор Рич сказал привыкать к вам, но…, – я замолчала.
– Привыкать легче, чем отвыкнуть?– говорит он мне как ребенку.
– Не важно. Да, я это и хотела сказать,– говорю я, и мы выходим из лифта.
–Если ты думаешь об этом, значит это важно. Любая мысль, как я думаю, имеет значение, если она появилась. Так же как и боль потери друга, любимого человека, которые ушли по собственной воле,– доктор Рич обещал, что никому не покажет эту часть моей истории. Я смотрела на Рика как на врага народа, но он продолжал,– так же как и мать, которая не нашла в себе силы помочь дочери, так же как доктор, который теперь заменяет и мать, и отца, и друга, и любимого человека. Я не заставлю тебя от меня отвыкать. Я помогу тебе и ты…
– Не надо, хватит. Все они говорили, что помогут мне. Все. И все лгали. Они бросили меня тогда, когда я без них умирала. Никто не имеет цены, когда всем на всех наплевать. А привыкание никогда до добра не доводит,– сказала я, пошла в свою палату вместе с Кларисой, которая ждала меня на посту. Сердце колотилось. Он все это напомнил. Какого черта он это напомнил? Какого черта? Слезы наворачиваются на глаза. Только Клариса открыла дверь магнитной картой, я упала на кровать лицом в подушку и зарыдала. Сквозь шум в ушах я услышала, как закрылась дверь. Как же мне плохо. Бренность давно меня оставила, то есть я ее. Остались лишь эти белые стены, дневник и воспоминания. Меня трясет. Я в истерике. Я кричу, громко кричу, что есть сил. Будто бы вся боль сердца выходила с каждым криком. Тут слышу, как открылась дверь и зашла Клариса с двумя санитарами. Я резко соскочила с кровати и забилась в угол. Клариса хочет сделать мне укол. Я знаю, что это за укол. Мне однажды делали такой. От него бывают галлюцинации, ужасные головные боли, но больше всего я боюсь кошмаров.
