Но ведь это правда, рейхсфюрер…
Шелленберг – Гиммлеру, 1-я серия
Замглав по скорой.
Путает ИВЛ с ВВЛом.
Не видит разницы между клинической и биологической смертями.
Лазит в укладки, считает ампулы, сверяет со списком. Найдя заначки, рисует выговоры.
Заслуженный врач РФ.
На скорой не работал ни дня.
Ей-богу, не вру!
* * *
Менты пьют. Зверски. А прокуроры еще круче. Те, кто выживет, станут к старости каяться, раздирая перед людьми рубища…
Впрочем, я, скорее всего, наивен.
* * *
При просьбе лечь на спину девять из десяти пациентов поворачиваются спиной вверх.
* * *
Вечерний звон. Завал. Прорвало. Весь стол в адресах.
И всем – срочно. Немедленно. Иначе Матвиенко, Райздрав и горячая линия.
Час.
Второй.
Третий.
Диспетчер вдруг стекленеет, блуждая зрачками с телефона на телефон. Те надрываются.
Минуту.
Две.
Две с половиной.
Диспетчер начинает смеяться.
Ему откликаются.
* * *
Во время осмотра могут:
– зевать;
– рыгать;
– пердеть;
– ковырять: а) в носу, б) в зубах, в) в гениталиях;
– говорить по телефону (жестом: подождите!);
– смотреть телевизор;
– курить.
Они дома, хули.
А когда в поликлинике – ну совершенно другие люди!
* * *
Отказ от госпитализации.
О возможных последствиях предупрежден. Подпись.
Думаете, всё?
Полагается ездить, проверять состояние.
Себестоимость вызова – две тысячи.
Ну?
Четыре куска.
Шесть.
Восемь.
Опа! Созрел и хочет в больницу. Больницу при этом хочет получше.
Рассказывал коллегам в Европе – о… уевали.
* * *
Дословно:
Коммуникабельный журналист: В двух словах – как вам нацпроектовские «газели»?
Врач с большим стажем: У… бища.
* * *
Часто, посреди ночи, прикоснувшись, участливо спросят: «Много вызовов сегодня?»
Хочется взять сочувствующего за лицо и отпихнуть, как Высоцкий Садальского.
* * *
Любимая фраза высшего руководства: на ваше место – в шляпах!
Одного как-то поправили: на ваше!
Что было…
* * *
Многие, в натуре, не знают:
– названий своих лекарств;
– собственного диагноза;
– профиля отделения, в котором лежали;
– номера больницы.
При этом говорят «не помню», «не разбираюсь» и «нам сказали».
* * *
Полковники невыносимы.
Снисходительное «ты» свысока.
Даже если одергивать.
Даже когда чехлятся[1].
Холуи трехзвездочные.
* * *
Пришедший к доктору робок и подобострастен.
Вызвавший – развязен и хамоват.
Это в крови.
Поэтому лучше сразу, с порога, на них наорать.
Во избежание.
* * *
Старательнее всех болеют цыгане. Самозабвенно и артистически.
* * *
Разогнали студентов – статистику, стервецы, портят.
Сертификатов-то нет, откуда?
Студенты выходили с семнадцати до восьми.
Воздушного моста так не ждали, с Большой земли.
* * *
Стало привычным:
Комната, пациент, юноша у компьютера.
«В контакте» обычно.
Внимает рассеянно, просьбы выполняет, предварительно дочитав.
Увозим – спросит: «С тобой поехать?»
Понять можно.
Три сотни друзей.
Всем же написать надо.
Про болезнь близких.
* * *
У них здесь корректировщик. С биноклем. На дереве. Настроился на частоты и слушает. Дает отзвониться, дает вернуться. Открыл дверь – дает отмашку: звони!
Вызов.
Туда же, в соседний дом.
И умело так, гад, маскируется…
* * *
Сорок пять лет, юрист, два высших образования. В двадцатисекундной речи двенадцать раз использовала конструкцию «как бы».
* * *
Норма десятилетий – бригада на десять тысяч. Районы растут, вызова лежат на задержке.
Выход?
Изящный. Блистательный.
Одна на четырнадцать.
* * *
Четверо вместо восьми, и лавина звонков: утром сел – утром приехал.
А Райздрав нынче праздновал что-то, так допоздна у кабака бригаду держали, на всякий случай.
А остальные три въ… бывали.
* * *
Не курить невозможно.
К нулю раскуриваются даже самые стойкие.
Потому что адреналин.
Нервы.
Оттого и язва у всех.
Голодные же все время.
* * *
Коллега. Спокоен и флегматичен. Тридцать лет стажа, видел все. Непрошибаем.
Ан нет!
Оскорбили на вызове. Ничего особенного – пьяные люмпены, все как обычно… Но молча вышел, надел перчатки, отыскал, благо недолго, кус мороженого говна и запустил в форточку.
Потом всю ночь пил коньяк.
Один.
Весь пузырь выдул.
* * *
Кулибиных меньше, чем долбо… бов.
Последний шедевр – кардиограф. Отечественный.
Перед тем как печатать, думает полминуты.
Вообразите:
Реанимация.
Цейтнот.
Ампулы россыпью.
Кардиограмма ежеминутно.
И всякий раз: «ПОДОЖДИТЕ 4 °CЕКУНД».
О… уеть,… лядь!
Отослали обратно – ломается, сука, часто…
* * *
Во ВСЕХ больницах Санкт-Петербурга на входе в приемный – порожек. Поднимаешь передние колеса – ы-ы-ых! – коллега приподнимает задние – ту-дух, ту-дух! – закатили. Порожка нет только в морге судмедэкспертизы где, по большому счету, глубоко по херу…
* * *
Подъем ночью на «упал с кровати, приезжайте поднять» вызывает смутную симпатию к Менгеле…
Прервусь ненадолго, пока гневным пальцем в грудь не уперлись.
Вот, удосужьтесь-ка:
«Скорая медицинская помощь – вид помощи, оказываемой гражданам при состояниях, требующих срочного медицинского вмешательства (несчастные случаи, травмы, отравления и заболевания, приводящие к резкому ухудшению здоровья, угрожающие жизни и требующие проведения экстренных лечебных мероприятий)…»
О как, оказывается, изначально-то!
А вы говорите…
Так о чем это я?
А-а!
– Я лекарства не признаю – вы только ЭКГ сделайте, а уж я дальше сам…
Или:
– Мне любимый человек изменил – дайте успокоительное, а то я в окно выброшусь!
Глубокий обморок, нету пульса… м-да!
– Это мне папа вызвал.
А вот и он:
– Але! Вы уже там? Посидите с ней, пока не подъеду. Я? В Нарве, границу прохожу – часа через два буду…
И до кучи:
Ни «доброй ночи», ни «проходите», ни табуретки присесть.
Об кровать хлоп и желтой ногой в лицо:
– Вот. Ступать больно.
Мозоль. Ороговелая, давнишняя.
– Ну и?
– Что «ну» – срезайте! Давайте-давайте, я ветеран…
Так, спокойно!
Не надо набирать воздух.
Ветераны от «лиц приравненных» – ох отличаются!
Манерой общения.
* * *
Ночь. Вызов. Через минуту повтор: скорей! Подрываешься и летишь. Диспетчер по рации: Быстрей – скандалят!
Вываливаешься из кабины, дверь вбок, одной рукой чемодан, другой кислород, на плече кардиограф, дефибриллятор, на другом сумка с реанимацией, папка в зубах, домофон чуть ли не носом: пи-и-и-и…