1. Часть 1
Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
Эта мысль пришла в голову Хмелю на утренней летучке в понедельник. Почему-то именно утром в понедельник всякие такие мысли приходят в голову.
Им бы понедельники взять и отменить.
Раньше Хмелю казалось, что это просто прикольная песня. А получается, что философия. Умный кто-то написал.
Нет понедельника. Нет этой летучки. Нет плохого настроения. И шефа тоже нет. Красота!
— А кто вот этим занимался? — возвысил голос шеф.
И Хмель стал смотреть на шефа. Тот держал в руке рекламный листок: смеется карапуз, уси-пуси всякие, наш торговый центр предлагает дешевую и качественную одежду для вашего малыша.
"Дешевую и качественную"! Ха! Вот уроды!
Шеф словно прочитал мысли Хмеля и сказал, все больше раздражаясь:
— Дешевая и качественная! Бляха-муха! Как будто девяностый год за окном! Как будто только начинается реклама! Фигню любую напиши и тебе поверит всяк — и заказчик, и потребитель! Не поверит! Лажа это, а не реклама!
Тут Хмель обнаружил, что один он только на шефа и смотрит, а остальные присутствующие на него, Хмеля, пялятся, и до него запоздало дошло, что идиотскую эту листовку он как раз и слепил. А что? Нормальная листовка. У них все такие. Какие заказчики, такие и листовки. Не "Кока-колу" рекламируем. И не "Мерседесы".
Хмель не успел сам себя уговорить, потому что шеф уже вспомнил, кому он эту работу поручал. И сразу на Хмеля переключился.
— Это не реклама! — сказал шеф зло. — Реклама — это всегда идея! Это интересная мысль! Это красивая фраза! "Дешевая и качественная одежда" — это красивая фраза?
В принципе, ничего, подумал Хмель.
— На любителя, — сказал он осторожно.
Все стремительно потупились, и одна только Ксюха не сдержалась, прыснула. Ксюхе можно. Ксюха спит с шефом. Ей дозволяется не напрягаться по поводу интересных мыслей и красивых фраз.
Шеф скомкал листовку и демонстративно ее швырнул. Хорошо еще, что в мусорную корзину, а не в лицо Хмелю.
Вот урод! Красивые мысли ему подавай! А вот чем не мысль, снова вернулся к своей недавней придумке Хмель.
Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
Не нравится? Не очень изящно?
Тогда вот так:
Босса хочется убить тогда, когда ты сам гол как сокол.
Нет, фигня.
Лучше вот так:
Босса хочется убить тогда, когда ты сам бос и нищ.
Нет!
Босса хочется убить, когда сам бос.
Еще короче!
Босса хочется убить, когда бос!
Круто! Это вам не дешевая и качественная одежда для вашего малыша. Игра слов. Очень креативно. А какие возможности появились! Масса вариантов. Наипервейший признак того, что идея удачная. Когда получается разные слова цеплять, как вагоны к составу, можешь быть уверен в том, что основу ты придумал замечательную.
Бойся, босс, босяка.
А? Нормальненько так расцветает мыслишка. Что еще тут можно придумать?
— Кто сегодня везет заказчиков из "Детолакта" по точкам? — перебил шеф своим вопросом мысли Хмеля.
— Я, — тут же отозвался Балаганов.
На самом деле он Баклаганов, но все специально букву "к" в его фамилии опускают, потому что так получается прикольно. "Золотой теленок", типа.
— Их реклама уже висит? — между делом поинтересовался шеф, а сам бумажки перебирал, готовясь перейти к следующему вопросу.
Но не перешел, потому что ему никто не ответил. Тогда он поднял глаза и взгляд его уперся прямиком в Хмеля. Хмель не дрогнул. А что? Тут он ни при чем. За дешевую и качественную одежду он ответит. А за "Детолакт" пускай отвечает тот, кто им занимался.
А кто им занимался?
— Ты разбросал их листовки по точкам? — спросил шеф почему-то у Хмеля.
— Я? — очнулся Хмель.
— Да, ты, — в который уже раз за утро обозлился шеф и нервно взъерошил страницы своего органайзера.
Настолько нервно, что не могло быть сомнений: что-то сейчас произойдет.
— А при чем тут я? — заподозрил неладное Хмель.
— А вот! — сказал шеф и ткнул пальцем в сделанную черт знает когда запись в органайзере. — "Детолакт". Листовки. Хмельницкий. А?
И посмотрел на Хмеля с ненавистью. Тот хотел ответить, но захлебнулся воздухом. Потому что ситуация такая, что кто-то из них точно не прав. И этот не правый — стопроцентно не босс. Ни за что не согласится шеф.
— А где листовки? — попытался спасти положение Хмель. — Давайте, я их мигом развезу.
Хотя он понимал, конечно, что ничего поправить уже нельзя.
— Уволен! — сказал шеф. — С сегодняшнего дня!
И было видно, как этому уроду сразу полегчало. Зло сорвал и его немного отпустило.
Может, и вправду его убить? А что? Из пистолета. Или из ружья, предположим.
* * *
Уволенный с работы — он как прокаженный. Он не такой, как все. Он уже не с ними, не с коллегами по работе. Он отдельно. Его сторонятся и в душе жалеют. А еще не хотят такой судьбы для себя. Чур меня, чур, типа.
Хмель собрал пожитки под сочувствующими взглядами своих недавних коллег. Во как бывает, елы-палы. Еще час назад они были вместе и ничто не предвещало беды. Так всегда в жизни. Только что ты был весел—беззаботен, и вдруг тебя размазало по стенке.
Хорошо еще, что босс слинял. Не маячил в эти последние минуты пребывания Хмеля в коллективе.
Всем было неловко. Натянуто прощались. Да, они уже отдельно от него. Одна только Ксюха не сдрейфила и напоследок чмокнула Хмеля в щеку. Шепнула:
— Я позвоню.
* * *
Ксюха не позвонила. Не то чтобы Хмель ждал ее звонка — вот так прямо сидел сиднем над телефонным аппаратом и томился в ожидании — но все-таки помнил о данном ею обещании, и уже поздним вечером, когда окончательно стало понятно, что она не позвонит сегодня, Хмель испытал сильное разочарование. Это было разочарование неудачника. Еще один пинок судьбы. Не столько больно, сколько противно. Все горше и горше.
Он догадывался о том, почему Ксюха не сдержала обещания. Ее ангажировал босс. Неделю отсутствовал этот урод, по Африке с ружьишком бегал, соскучился по женской ласке, и теперь он Ксюху любить будет до самого утра.
Раскрыв бумажник, Хмель пересчитал всю имевшуюся у него наличность. Подсчеты надолго не затянулись. Три бумажки по сто рублей, еще две десятки, и металлическая пятирублевка. Триста двадцать пять рублей ноль-ноль копеек. Хмель потянулся к подоконнику и смахнул в свою ладонь запылившуюся монетку в две копейки. Бесполезная денежка. Ничего не купишь.
Триста двадцать пять ноль две.
Кстати, шеф еще должен ему за неделю, которую Хмель успел отработать после предыдущей получки.
Надо будет стребовать.
А триста двадцать пять ноль две — пропить банально.
* * *
В спортбаре, где Хмель обычно проводил вечера, было немноголюдно. Понедельник, когда большинство завсегдатаев берут тайм-аут, приходя в себя после бурных выходных. И тут тоска. Даже огромная панель, на которой вечерами транслировались спортивные состязания, была погашена. Некому смотреть.
