Запретная Роза
Глава 1. Катька
God spare the girls!/Боже, пощади девочек!
Меня разбудил мобильник, бодро затренькал давно надоевшую песню «Белые розы». Пока я спросонья тыкала пальцем в кнопки, гнусаво-сладкий голос Юры Шатунова успел добраться до слов: «Что с вами сделали снег и морозы, лед витрин голубых». Навязчивый рингтон поставила мне Катька – сводная сестра. Катьке – семнадцать лет, и она находится, по ее словам, в «фазе отрицания». Все вокруг отстой: глупые выпендрежники, озабоченные дрочеры и скрипучее старичье.
Фаза отрицания у Катьки запоздалая, порядочные девицы ее возраста уже давно ничего не отрицают, а ходят на свидания с «глупыми выпендрежниками» или со «скрипучими стариками». Кому как повезет.
Катьку до семи лет воспитывала я, позже – гувернантки, научившие девочку музицировать на фортепиано и читать «Джен Эйр» на английском языке. В четырнадцать лет Катька отчаянно влюбилась в Вадика Минского – первого красавца ее элитной школы. Сынок владельца сетевых кафе, он сначала смеялся над тощим подростком, но узнав про нашего с Катькой отца, проявил к девчонке интерес. Одна из гувернанток обнаружила у Катьки в кармане джинсов только купленные, еще с чеком, презервативы и доложила отцу. Наш папаша люто гневался, хотел разорить Вадикиного родителя, но передумал и отправил Катьку в Швейцарию в закрытый пансион для девочек.
Оттуда Катька совершила два побега, первый неудачный, а второй – вполне успешный – но успешный только на первый взгляд. Она смогла добраться до Восточной Европы и исчезла. Отец немедленно организовал тайные поиски, чтобы ни слова о пропаже дочери не просочилось в прессу. Девочке повезло, ее нашли через неделю, в мерзком транзитном гадюшнике, продающем девушек в публичные дома. Невменяемую, изнасилованную, завшивевшую, но, к счастью, хотя бы не подсаженную на иглу. Катьку лечили у самых лучших врачей и психиатров, но особого успеха не добились. Большую часть времени девочка лежала, запершись в своей комнате, и угрюмо молчала.
Я в то время училась в Лондоне, почти каждый вечер «клубилась», общалась с потомками знатных английских родов и немного подзабыла о сестренке. Тусовки, бесконечные пати – я вела роскошную жизнь дочки российского миллиардера. Водоворот вечеринок затянул меня в свое хмельное нутро, унося все дальше от родины и вынянченной девочки.
«Катька уже выросла, скоро на свидания будет ходить, зачем ей скучная старшая сестра», – такими мантрами я успокаивала себя после очередного оригинального, но малоинформативного Катькиного сообщения. Перезваниваться из-за разницы во времени получалось не всегда.
«Розка, ты знаешь, что миндаль не орех, а родственник сливы?» – писала сестра.
«Катюша, как дела, как учеба?» – я хотела знать, как живет моя девочка, а миндаль меня не интересовал.
«Я выросла из Гришки. Интересно, можно ли мне выпросить у отца скакуна?»
«Не надо скакуна, – пугалась я. – Ты упадешь и разобьешься».
«Не разобьюсь, я приземлюсь на задние лапы», – смеялась девочка.
Последнее ее письмо было странным. Катька прочла Набоковскую «Лолиту» и рассуждала о ранней любви. Я насторожилась, но быстро успокоилась. Катька читала много и без разбора, долго переживала о героях и спорила с писателем, если с чем-то не соглашалась.
В то время я находилась в запутанных отношениях с Крисом, парнем из моей тусовки. Крис создавал цифровые футуристические арты, очень популярные в сети, но не удивляющие разнообразием сюжетов. Первый вариант Крисовых артов заключался в следующем: среди россыпи звезд стояли люди, уносимые вдаль туманностями, второй – те же люди, но засасываемые черными дырами. Они или радовались и в восхищении протягивали руки к новым мирам, или рыдали от ужаса, падая в бездонное чрево черной дыры. От арта к арту люди оставались одинаковыми, видимо, они являлись самыми трудными объектами для отрисовки. Менялись лишь созвездия и черные дыры. Каждому арту присваивался сложный номер из букв и цифр. Выбранный покупателем арт продавался в цифре и по желанию распечатывался на глянцевой бумаге и по сути представлял собой обычный постер с размашистой подписью творца. Но модный и дорогой. Например, «Этюд M31-NGC224» ушел к покупателю за три тысячи фунтов. Сюжет обычный: десять человек, счастливо улыбаясь, стоят в центре спирали Туманности Андромеды и тянут руки к краю Вселенной. Чему они радуются – оставалось непонятным, ведь там их никто не ждал.
Стать девушкой Криса в нашей тусовке считалось престижным, немногие удостаивались такой чести. Вначале очередного романа, воодушевленный Крис чувствовал себя творцом и пытался рисовать новую пассию на холсте, обнаженной в изысканной позе с непременным ожерельем из перламутровых ракушек, этаких только что рожденных из пены Афродит. Он даже делал несколько набросков, но быстро остывал и возвращался к своим звездам и черным дырам.
«Я дизайнер, но в душе – я художник!» – гордо сообщал Крис.
Блуждая по его просторной мастерской, я часто натыкалась на недописанные картины с голыми женщинами и вздрагивала от ужаса. Жуткие этюды с недорисованными грудями, руками, ногами и даже головами напоминали расчлененку из фильмов про маньяков.
Я категорически отказалась позировать для очередного шедевра. Крис долго сердился, называл меня отсталой провинциальной дурехой, но я уже устала от тягучих, не приносящих радости отношений и собралась уходить. На горизонте появился модный молодой режиссер, но после страшного ночного звонка отца, я все бросила и вернулась домой.
Побритая налысо Катька встретила меня возле двери своей комнаты.
– Розка, а ты знаешь, что гниды – это яйца вшей? – спросила она и, не дождавшись ответа, рухнула мне на руки.
Я уже не могла, как в детстве, носить сестру на руках. Я крепко обнимала ее, моего длинноногого и длиннорукого олененка, и так мы везде ходили, натыкаясь на мебель и на сочувственные взгляды прислуги. Я спала в Катькиной комнате, кормила ее с ложки, и девочка постепенно выправилась.
С тех пор Катька практически безвылазно живет в нашем загородном доме, занимается с учителями по скайпу, под псевдонимом ведет популярный блог о жертвах насилия и строит козни очередной мачехе. Выезжать из усадьбы Катька боится. Побывав, по ее выражению, «на дне жизни», а по моему мнению – в аду, Катька стала нигилисткой, она больше не верит в любовь, а надо мной насмехается:
– Розка, ты гусыня! Что ты болтаешься, как цветок в проруби? Или выходи замуж, или делай карьеру. А то ни туда и ни сюда. Надоело!
– Катерина! Какое тебе дело до моей жизни? – спрашивала я.
– Ты единственный нормальный человек в стае гиен, называемой людьми. Я тебя люблю и хочу, чтобы у тебя все стало хорошо, – отвечала Катька.
