Когда в окно влетела оса, Наташка вскрикнула и начала отмахиваться книгой.
– Люсь, оса! – заголосила она.
– Не кричи, сейчас вылетит твоя оса.
– А если нет? – Наташка села на кровати и начала обкусывать губы. – Я их с детства боюсь. Меня на даче не раз осы жалили, знаешь, как больно было.
Отложив в сторону журнал, Люська зевнула и свесила ноги с кровати.
– Паникерша ты, Наташка! Не собирается эта оса тебя жалить.
– Откуда ты знаешь, ты что, с ней знакома?
– Ага, мы с ней старые подруги. Она мне по секрету шепнула, что ей на тебя наплевать.
– Все равно, Люсь, осу прогнать из палаты надо. Давай я медсестру позову, – Наташка потянулась к кнопке вызова, но Люська ее остановила.
– Не надо никого звать, сама прогоню.
– Думаешь, тебе уже можно?
– Конечно!
Наташка снова легла на кровать и с завистью посмотрела на Люську. Аппендицит им удалили вчера, и Наташка все еще опасалась делать резкие движения, и вообще вела себя так, словно была не человеком, а хрупкой вазой, которая может разбиться от малейшего прикосновения. И самой операции Наташка жутко боялась, переживала, что-нибудь пойдет не так, и она останется инвалидом. Люська же перед операцией была самим спокойствием, шутила, смеялась и беспокоилась лишь об одном, что в операционную нельзя взять планшет.
– Зачем он тебе? – удивилась медсестра. – Ты же будешь под наркозом.
– Вот именно. Столько фоток прикольных можно сделать, я своим подписчикам уже пообещала выложить видос из операционной. Может, вы возьмете мой планшет и будете снимать? Анна Витальевна, пожалуйста!
– Не говори ерунды, – отмахнулась медсестра, полагая, что Люська шутит.
А Люська была серьезна как некогда. Её многочисленные подписчики действительно с нетерпением ждали подробного фото и видеоотчета из больницы. И прежде чем отправиться в операционную, Люська сфотографировалась, лежа на кровати. Выложила фотку, сообщив, что через десять минут её начнут резать.
Операция прошла легко. Едва Люська пришла в себя, она потребовала дать ей планшет.
– Даже не думай, – сказала медсестра.
– Народ ждет! Если не увидят фотку, решат, я умерла.
– Что за чушь, Люся? Прекрати фантазировать.
– Вы не понимаете, Анна Витальевна…
– Без разговоров мне! – повысила голос Анна Витальевна.
Медсестра действительно не понимала, как можно превращать свою жизнь в цирковую арену. Фотографировать всё подряд – какая дурость! Что ты ешь, на чем спишь, куда идешь, и даже находясь в больнице, продолжать устраивать шоу.
Наташка до самого вечера пролежала в кровати, боясь шевельнуться. Ночью ей несколько раз казалось, что разошелся шов, она звала медсестру, плакала и просила сделать ей укол. Глядя на Наташку, Люська качала головой. Бывают же такие пессимистки, на ровном месте создают себе проблемы.
И вот сейчас, когда Люська, схватив со стула кофточку и начала скакать по палате, прогоняя осу, Наташка тихо вздохнула.
– Осторожней, Люсь. Помни о швах.
– Лежи уже! Кто меня взбудоражил?
– Извини, – пискнула Наташка.
Оса оказалась упрямой. Она летала по палате, уворачивалась от Люськиной кофты, не собираясь вылетать на улицу. Оно и понятно, там стояла такая жирища, что только сумасшедший мог добровольно покинуть прохладное помещение.
– Зараза! – голосила Люська. – Я до тебя доберусь. Не выгоню, так прихлопну.
– Люська, ты меня чуть кофтой не ударила, – взвизгнула Наташка, прижавшись спиной к стене.
В этот самый момент в палате появился врач – Геннадий Александрович. Увидев Люську, он слегка приподнял брови, хмыкнул и остановился в дверном проеме. Выглядывая из-за его широких плеч, Анна Витальевна запричитала:
– Людмила! Что ты творишь?!
– Ой, – замерла Люська. – А я вас не заметила.
– Тебе только вчера вырезали аппендицит, нельзя же быть такой безответственной.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – иронично спросил Геннадий Александрович.
– Отлично.
– Это радует, но для столь активной зарядки все-таки рановато.
– Немедленно ложись, – прикрикнула Анна Витальевна.
– Ложиться ей необязательно, – возразил врач. – Но бегать я не рекомендую.
Анна Витальевна показала Люське кулак.
– Она не бегала, – сказала Наташка. – Это я её попросила осу из палаты прогнать.
– Что ж, будем считать инцидент исчерпанным, – Геннадий Александрович подошел к Наташкиной кровати и спросил: – А ты как себя чувствуешь, Наталья?
– Вроде нормально.
– Почему такой неуверенный голос?
– Не знаю. Иногда мне кажется, у меня в боку покалывает.
– В левом, в правом?
– В левом.
– На самом деле покалывает, или только кажется? – обеспокоенно спросила Анна Витальевна.
– Вроде на самом деле, – с сомнением пробормотала Наташка.
– Наталья, а ты, оказывается, большая лентяйка, – полушутя сказал Геннадий Александрович. – Сколько собираешься лежать?
– После операции прошли всего сутки.
– Сидеть на кровати ты уже можешь.
– Я сидела. Потом испугалась, что разойдется шов и снова легла.
– Она со своим швом меня уже достала, – сообщила Люська.
– Вот ведь какие разные девчонки в палате оказались, – с усмешкой сказал Геннадий Александрович.
– Да уж, – вздохнула Анна Витальевна. – День и ночь.
– А кто из нас день, а кто ночь? – засмеялась Люська.
Доктор пробыл в палате еще пару минут, затем вышел. Анна Витальевна, прежде чем закрыть дверь, погрозила Люське пальцем.
– Люда, смотри у меня тут. Без фокусов!
Оставшись вдвоем, Наташка сказала:
– Оса вылетела.
– Фиг с ней. Не хочешь перекусить?
– Я бы йогурт выпила.
– Но сама ты, конечно, к холодильнику не подойдешь, да?
– Люсь…
– Ладно-ладно, лежи, сейчас подам. А Геннадий Александрович прав, Наташ, ты лентяйка.
– Просто я осторожная.
– Чересчур осторожная. Так нельзя.
Взяв бутылку йогурта, Наташка пожала плечами.
– Береженого Бог бережет. Знаешь, я читала, что одному мужчине вырезали аппендицит, а через два дня он умер.
– Ой, хватит фигню нести! Читала она. Я тоже читала, как один столетний дедок выпил утром стакан молока, а днём дал дуба. Вывод: молоко пить вредно. А одна бабуленция умерла прямо во сне в сто три года. Второй вывод: спать вредно для здоровья. Да, Наташ?
– Не язви.
– А ты не выводи меня из себя. Слушать противно, читала то, читала сё. Лучше книгу свою читай, чем всякую муть из инета.
– Книгу я почти дочитала. Кстати, ты когда в коридор выйдешь, захвати мне из холла какую-нибудь книженцию.
– Договорились. Но учти, сегодня последний день, когда я исполняю все твои прихоти, с завтрашнего дня ты будешь у меня носиться по больничным коридорам с криком и визгом.
От одной только мысли о беге Наташке сделалось не по себе.
– Больше всего я не люблю больницы, – призналась она.
– А кто их любит?
– Это хорошо еще, что мы оказались в двухместной палате.
– Да уж. Страшно подумать, что бы я делала, если вместо одной соседки-паникерши у меня их было две или три.