Чайки орали неимоверно. Но Разик привык к их крикам еще год назад, хотя иногда ему казалось, что это было в другой жизни, и не обращал ни малейшего внимания на весь этот безобидный шум. А вот Олежа, сидевший на веслах, слегка ерзал, вертел головой в промежутках между гребками, прислушивался и принюхивался.
– Господин полусотник, чем это так пахнет? – наконец спросил он.
– Во-первых, не «господин», а «брат». Ты ведь теперь строевой боец, леший, а не дружинник из учебного отряда. А во-вторых, это пахнет морской рыбой. Здесь рядом с военным расположен и рыбацкий порт. Пока мы шли сюда из Лесного Стана, в крупные гавани не заходили, все больше вставали в укромных и безлюдных бухтах, вот тебе и не пришлось такие ароматы обонять, – назидательно произнес Разик и скомандовал: – Суши весла!
Его команда чуть-чуть запоздала. Разик в следующую секунду понял это, попытался исправить положение, действуя рулем, но ялик все же ткнулся в причал слишком сильно, с коротким резким стуком. Олежу качнуло спиной вперед, но он тут же справился с инерцией, выпрямился.
«Михась пришвартовался бы мягко и беззвучно», – подумал Разик и вновь ощутил на сердце глухую щемящую тоску.
Они вышли на доски причала, на всякий случай привязали ялик, хотя лодчонка была старенькой и неказистой на вид, и вряд ли на нее кто-либо мог польститься.
– Ну что ж, боец, пойдем, – скомандовал Разик уже по-английски.
– Йес, сэр!
Молодых дружинников, прошедших итоговые испытания в Лесном Стане, в заморщину, как правило, сопровождали бойцы особой сотни – особники. Присутствие Разика, строевого полусотника, в качестве сопровождающего было вызвано необычностью именно данной поездки в Англию, в славный город Портсмут, хотя в общем-то эти поездки считались делом рутинным. Разик, нарушив субординацию, сам напросился на роль сопровождающего, обратившись напрямую в Большой Совет Лесного Стана. Такой поступок полусотника, честно и настойчиво делавшего карьеру командира и видевшего в этом весь смысл своей жизни, стал неожиданным для большинства окружающих. Ведь он не просто лез не в свое дело, что в любом воинском формировании, особенно в дружине особого назначения, мягко говоря, не поощряется, а еще и тем самым намеревался пренебречь своими прямыми служебными обязанностями. Но дружиной тайного воинского Лесного Стана руководили исключительно умные люди, и те, кому положено, порыв молодого полусотника оценили и поддержали, ибо прекрасно поняли, что Разик стремится выполнить тяжкий долг перед памятью своего друга.
Легким стремительным шагом лешие миновали территорию порта и вышли в город. Разик никогда не был в Портсмуте, он проходил свою заморщину на севере Англии, но в цепкой памяти командира намертво отпечаталась карта-схема местности, нарисованная Фролом, поэтому он двигался уверенно, будто шел по давно знакомым местам. Вечер был серым и сумрачным, с моря уже надвигался легкий туман, и Разик смог разглядеть вывеску трактира «Морской лев» только тогда, когда они очутились непосредственно перед ней. Полусотник решительно толкнул тяжелую дверь, и лешие вошли в просторное помещение с высоким потолком, в котором царили обычные для такого рода заведений шум и дым.
Впрочем, при их появлении на пороге заведения шум на секунду прекратился. Дым, естественно, остался на прежнем уровне. К вошедшим почти сразу бросился один из помощников трактирщика, долговязый малый в белом, довольно чистом фартуке, разносивший напитки и закуски по столам. Сейчас он держал в руке лишь пустой поднос.
– Прошу прощения, джентльмены, – свистящим полушепотом выпалил сей достойный работник английского ресторанного бизнеса. – В этом трактире собираются военные моряки, самые отчаянные, из абордажных команд и морской пехоты, и у вас, штатских лиц, могут быть неприятности. Здесь рядом, за углом, есть другой трактир, тихий и уютный.
– Благодарю, любезный, – спокойно ответил Разик. – Но мы с приятелем желаем отужинать именно здесь.
И, небрежно отстранив рукой трактирного слугу, попытавшегося все же загородить им путь, Разик спокойно, не спеша двинулся в глубь трактира, откровенно и пристально разглядывая посетителей, словно разыскивая кого-то, кого он раньше не встречал, но должен был узнать по описаниям. Олежа шел за ним как тень, чуть сзади и левее, то есть прикрывал с тыла и фланга.
– Эй, приятель! – из-за ближайшего столика поднялся здоровенный матрос в вольготно расстегнутом мундире, с лицом, уже изрядно покрасневшим, в полном соответствии с количеством выпитого рома. – Я вообще не люблю штатских, а в особенности таких, которые не понимают добрых слов. Вам же по-хорошему велели убраться отсюда!
И тут Разик увидел тех, кого искал. Ошибиться он не мог. Мундиры сержантов флагманской морской пехоты, телосложение, лица, особые приметы. Описания Фрола были точными и исчерпывающими. И Михась тоже часто рассказывал о них. И сидели все трое на самом почетном месте, на возвышении, огороженном невысоким барьером. Четвертое место за столом было свободно, но никто в переполненном трактире, очевидно, не собирался на него претендовать.
Разик взглянул на Олежу, слегка кивнул ему. Молодой леший тут же выступил вперед и встал перед забиякой. Он, в отличие от худощавого Разика, был настоящим русским богатырем, высоким, широкоплечим. Волосы его были теплого пшеничного цвета, открытый взгляд серых глаз излучал честность и искренность, лицо располагало к себе широкой улыбкой сильного и доброго человека. В нем было что-то трогательное, почти детское: и чуть припухшие губы, и ямочка на подбородке. Бедные английские леди! Штабелями будут падать они вокруг русского дружинника.
Олежа и сейчас, стоя перед угрожавшим им матросом, улыбался, но глаза его были чуть прищурены, взгляд слегка напряжен.
– Послушай, приятель, – спокойно и вежливо обратился он к матросу, – ты, наверное, хочешь подраться?
Матрос смерил его оценивающим взглядом, хмыкнул и с короткой усмешкой, но вместе с тем и с неким уважением к такой откровенности и наглости бросил:
– Пойдем!
Они вышли в центр зала, на пустое пространство возле трактирной стойки. Шум прекратился, внимание присутствующих сосредоточилось на предстоящем зрелище.
Разик тем временем решительно прошел за барьер и без приглашения уселся на свободное четвертое место, предназначенное для почетных посетителей. Трое сидящих за столом взглянули на него вопросительно, с насмешливым любопытством кошек, взирающих на забредшую к ним в гости мышь.
