– Один из нас сегодня умрет, – говорит Ясмина, обхватывает коктельную соломинку бледно-розовыми губами и делает глоток коктейля «Джин Физз».
Николас смотрит на нее с другой стороны стола:
– Тебе все покоя не дает предсказание той гадалки?
Она откидывается на спинку стула, обтянутую бордовой искусственной кожей:
– Да, не дает. Уж слишком много ее предсказаний сбылось. Например, она сказала, что я буду изучать что-то связанное с экономикой, а еще у меня будут трудности с отношениями…
Николас вздыхает. Скользит взглядом по густой рождественской елке у входа, украшенной красными шарами и гордой звездой на верхушке. Потом пытается прочитать, что написано на пивных этикетках, которыми обклеена стенка у барной стойки. Они сидят в местной пивной в Транеберге. Этим вечером здесь в центре внимания рождественский шведский стол, накрытый вдоль одной из обитых панелями стен. Немногочисленные посетители, которые по разным причинам предпочли отмечать Рождество в баре, то и дело наполняют тарелки.
Николас, конечно, любит свою сестру-двойняшку, но иногда она вбивает себе в голову очень уж странные вещи и становится невыносимой. Как раз сейчас такой случай: гадалка сказала, что одному из них никогда не исполнится тридцать. Ясмина вовсе не из тех, кто отказывается руководствоваться здравым смыслом или, как некоторые предпочитают называть столь глупое поведение, проявляет свое духовное начало, но с тех пор, как около года назад она сходила к провидице, эта идея крепко засела у нее в голове.
– Гадалки всегда говорят что-нибудь эдакое, что можно истолковать по-разному, – пытается возразить Николас и подносит бокал с «Гиннессом» ко рту. – Ерунда все это.
– Может, и так. Но я все равно чувствую: что-то должно случиться.
Николас смотрит на часы в мобильном телефоне. 21:03. – Итак, ты всерьез думаешь, будто кто-то из нас умрет в течение трех часов.
Ясмина убирает за ухо прядку длинных темных волос:
– Ну ладно, может, я и преувеличиваю. Но тебе не кажется, что здесь совсем не весело?
– Совсем не кажется. – Николас рассматривает сестру, пытаясь понять, не беспокоит ли ее что-то еще.
Но нет, в последнее время у него, наоборот, сложилось впечатление, что она спокойна и даже иногда бывает в приподнятом настроении.
– Ладно, – предлагает он, – составим друг другу компанию до полуночи и докажем, что гадалка – просто обманщица.
– Ха! – Ясмина пожимает плечами. – А что нам еще остается? Отправиться к семейству Моретти и поздравлять их с Рождеством?
Николас с сестрой улыбаются друг другу, словно соревнуясь, чья улыбка шире. Праздновать Рождество с семьей? Да ни за что! Ему приходит в голову мысль, что нужно было поменять фамилию на Карлссон или что-нибудь в этом роде. Хотя что бы это изменило?
Не желая показаться невежливым, он поднимает бокал и салютует выпивохе, который сидит за несколько столов от них. Алкаш уже третий раз пытается привлечь его внимание – даже для алкогольного забвения нужна компания. Почему бы и нет? Все-таки сегодня сочельник.
Когда пьяница в поношенной футболке вылезает из-за стола и направляется к ним, Николас успевает пожалеть о своем поступке. Он с удивлением понимает, что мужчина обут только в деревянные башмаки, на ногах у него нет даже носков. Все эти условности типа «приодеться к Рождеству» явно прошли мимо него.
– Это ведь ты? – ухмыляется пьяница, обнажая дырку на месте переднего зуба. – Николас Моретти, футболист? – Он необычно произносит слова – так говорят в землях, где живут мумми-тролли, то есть в Финляндии, – да и язык у него заплетается, и в конце концов он лишь приветственно потрясает кулаком, не справившись с продолжением фразы. – Ты играл в какой-то команде в России. Ведь так? А потом взял и испарился, совсем как та чертова зарплата.
– Ну, может, и так…
– А о чем ты думал, когда подался к русским? Тебя мобилизовали, что ли? – Он смеется своей собственной шутке и слишком уж близко подсаживается к Николасу.
Ясмина наклоняется над столом и говорит, пытаясь перекричать глухой гул голосов и рождественскую музыку:
– Мы с братом кое-что празднуем сегодня. Так что просим нас извинить.
Алкаш пристально смотрит на нее, будто она говорит по-японски или по-инопланетянски, а потом толкает Николаса под руку так, что тот расплескивает пиво по красной скатерти:
– Слушай, а вот тот матч чемпионата Европы против Испании… Тебе ведь ничего не мешало, ты должен был пробить по воротам, а не пасовать.
Николас берет салфетку и невозмутимо вытирает мокрые пятна. Ох уж эти знатоки!
– А потом, в следующем раскладе, против тебя было двое защитников, но тогда ты пробил. Какого черта?! Ты как рассуждал? Ну теперь-то я пробью, потому что я какого-то хрена не пробил в первый раз. Так, что ли? Моретти пробил, но мяч у него никуда к черту не полетел.
– Слушай, я с удовольствием поговорю о футболе, но в следующий раз. Мы тут с сестренкой кое-что отмечаем, сказали же уже.
– В смысле, у вас дети, что ли, будут? – Не получив ответа, финн поочередно таращится на них обоих, а потом поднимается, опираясь о стол сжатыми кулаками: – Ну с Рождеством вас тогда. Черт!
Он медленно уходит и подсаживается к пожилой паре, чьи тарелки наполнены шведскими фрикадельками, селедкой и традиционной запеканкой «Искушение Янссона».
Пожилая женщина отшатывается, когда финн наклоняется вперед и трогает брошь у нее на груди – фигурку ангела, отливающую красным. Выражения их лиц явно свидетельствуют о том, что и с ними финн тоже надолго не задержится. – Ну, что будем праздновать? – Николас усмехается, глядя на сестру.
– Может быть, то, что нам завтра исполняется по тридцать лет? – Она шевелит соломинкой кусочек лимона в бокале.
– Какой неудачный день, чтобы праздновать день рождения, – Рождество.
– Ну да, так и есть. – Ясмина поднимает бокал: – С Рождеством, братик. И поздравляю заранее. За нас, за единственных здравомыслящих Моретти.
– И за Дугласа, – произносит Николас, отпив из бокала и слизнув пену с верхней губы.
Ясмина продолжает, выпив еще глоток:
– За нашего младшего братика, благо он еще не облажался так, как мы. – Она берет свою сумочку. – А между прочим, знаешь что? Меня пригласили на временную позицию в агентство инноваций, где я работала прошлым летом. Там с марта кто-то уходит в отпуск по уходу за ребенком.
– Поздравляю. У нас тогда действительно есть повод, чтобы отметить.
– А то! Пошли. – Она поднимается, многозначительно помахивая перед ним сумочкой, и удаляется.
Николас понимает, что это означает, а еще понимает, что этого делать не следует. Но все равно залпом допивает остатки пива и идет за сестрой к туалету, где свободны все три кабинки. Свет здесь приглушен, а несколько горящих свечей на полочке над умывальником источают аромат корицы. Ясмина толкает его внутрь средней кабинки и закрывает за ними дверь. Насыпает четыре дорожки белого порошка на крышку унитаза.
