«Я тебя не люблю» – эта фраза, которую Джэйсон говорил каждой женщине, несмотря на то, была она ему симпатична или нет. Был ли он в ней заинтересован или нет – он обязательно говорил ей эти слова, как бы подытоживая и ставя жирную точку, после суток, проведённых вместе.
Кстати, знакомьтесь. Вон он, да, да, брюнет, с переходящим цветом волос, в практически угольно-чёрный. С серыми глазами, отдающими лёгким оттенком тёмной зелени. На его распрямлённых назад плечах сидела белоснежная рубашка, а сверху был накинут пиджак из грубой ткани, чёрного цвета. Вот он, да, мужчина, сидящий рядом с симпатичной девушкой, на вид ей, до тридцати двух, длинноволосая шатенка с кучерявыми волосами, с голубыми глазами, небесного цвета, которая явно, по длине её юбки пришла на свидание.
Вот как раз, он говорит ей, заметно по её выражению лица, свою коронную фразу.
Это видно по выражению её лица. На ярко, очерченном контуре губ, уголки поникли вниз, а брови нахмурились. Её глаза стали приобретать более тёмный цвет, словно небесную яркость её глаз стали заполнять хмурые тучи, а на щеках стал появляться холодный румянец.
Она пытается ему что-то сказать, но он, не поворачивая головы, тут же, закрывает ей рот своей рукой, без фамильярности. Она возмущена. Отталкивает от себя его руку, борется с ней «будто рыба об лёд», но всё, на первый взгляд, безуспешно. Как вдруг, он меняет движение руки и уже держит её плотно пальцами под подбородок за щёки и притянув к себе, целует.
Манеры Джэйсона, всегда были под вопросом. Ему было известно слово «галантность», лишь когда он считал его уместным, во всех остальных случаях, он отказывался пользоваться хорошими манерами. И как вы успели догадаться, он никогда не пользовался ими в моменты прелюдий с женщиной.
Она пытается его оттолкнуть, но он плотно прижал свои губы к её губам и не ослабляет свои пальцы. Когда его страстный поцелуй закончился, обрушившийся на неё, как лавина из его языка, она встала, поспешно вытирая губы, ещё больше размазывая алую помаду по лицу, смотря на него удивлённо, обескуражено и, стукнув по плечу, своим достаточно хрупким кулаком, предпочла уйти.
Он закрыл рот рукой, смеясь над всем происходящим.
– Смешно. Очень смешно. – Он еле сдерживался, чтобы не мешать сидящим рядом людям.
По взволнованному топоту каблуков, приближающемуся к нему, он понял, что его спутница вернулась.
Она встала рядом с ним, отказавшись садиться:
– Ты хам! Самый неотёсанный мужлан, которого только можно было представить!
И фыркнув, решила уйти, но он схватил её за руку и резким движением посадил рядом с собой.
Развернувшись к ней и не отпуская руки, он положил левую руку ей на колено, которое было оголено короткой юбкой и, придвинувшись ближе, сказал:
– Ты разве не любишь, негодяев? Тебе не нравятся мужчины, которые знают чего хотят? Кто может сказать «нет!»? Или скажет «да», когда этого захочет, а? – Его рука двигалась с каждый вопросом всё выше по её ноге и пальцы были выпрямлены, будто дуло пистолета, направленное в неё, которое упёрлось ей в трусики.
Она вдруг вспомнила, что она живая, состоящая из крови, которая непонятно почему, да и от кого?! Начала издавать тепло!
– Ты разве не ушла за тем, чтобы вернуться к этой прямолинейности? – Его пальцы всё туже упёрлись между её ног.
Как вдруг, включился свет в зале кинотеатра.
Он посмотрел наверх, прямиком на свет и прищурясь от яркости лампочек ухмыльнулся, и подумал «счастливица».
Она же, не отрываясь, смотрела на него. Она могла представить всё что угодно от этой встречи: цветы, шампанское, прогулка на катере, поцелуи и даже секс, но чтобы её вот так, в кинотеатре?!
Он посмотрел на неё и, не снимая улыбки с лица, сказал:
– Можешь не отвечать. Я почувствовал ответ.
Он встал и не отпуская её руки, потянул за собой. Будто всё было само собой, разумевшееся. Будто было всё так, как надо. Будто ничегошеньки не произошло.
Она шла за ним, смотря ему в затылок, между раскиданного попкорна и была столь же растеряна, как он, раскидан по полу… Какая ирония.
Через два с половиной часа она сидела уже у подруги и рассказывала ей всё в самых мелких подробностях. Её голубые, как небо глаза, сияли, как у ребёнка, а сама она, была похожа больше на дитя, что хвастается новой, подаренной игрушкой, которую так долго выпрашивала у родителей.
– Он мерзавец! Вот знаешь, ещё бы секунда, и я дала бы ему по морде! Вот ещё движение, и всё!
– И что? – подруга смотрела на неё, хлопая коротенькими ресницами без туши и поедая, не замечая того, в двенадцатом часу ночи, арахис, который стоял у неё под носом. – Он сделал ещё шаг?
– Фильм закончился.
– Да ладно?! На самом интересном месте?
– Да…– Мия сказала это немного с грустью, но стараясь не подавать виду.
– И что? Прямо вре́зала бы ему? Не побоялась? – Орешки тем временем стремительно уменьшались.
– Конечно. – Ответила она уже на автомате.
Сама же она, тем временем, представляла совсем другую картину. Как они схватились если не в борьбе, то в постельных страстях. Если он такой горячий на людях, что же он вытворяет наедине? Её кровь начинала бурлить от воспоминаний последних секунд в тёмном зале. По её оголённым коленям можно было заметить, невооружённым глазом, мурашек и как кожа слегка дрожит от предвкушения.
Подруга тем временем, обратив внимание на мысленно отлучившуюся Мию, спросила, с прищуром и полным ртом арахиса.
– Мия… А ты, случайно, не представила там свадьбу, детей, венчание?
– Только как подаю ему стакан воды в старости. – Сказала она и упала головой на руки, вытянув их перед собой, ладонями вверх и сказала:
– Угостишь арахисом?
Подруга перевела взгляд на вазочку:
– Упс…
– Ничего не осталось, да? – Мия не поднимая головы, пробубнила в собственные руки.
– Я не понимаю, как так быстро кончились орехи?! Правда. Или их мало было… – она трясла вазочку вверх тормашками, будто в надежде, что из неё, как из дупла, вылетит ещё орех.
Её попытки были тщетны. А желудок «пробормотал» на всю кухню, будто сказав: «Наконец-то!»
Мия подняла слегка помятое лицо с рук и мечтательно продолжила:
– Знаешь, он должен позвонить завтра.
– Ты что влюбилась?
– Нет. – Сказала она и, немного задумавшись, будто ища ответ, продолжила. – Я по уши влипла…
– Обычно ты так быстро не влюбляешься. – Сказала Эмма прищурясь, будто пыталась в ней что-то разглядеть.
– А это необычный мужчина. – Она закусила губу, будто его лицо находилось рядом с ней и, она готова была его поцеловать, если бы непринятие того, что это, всего, лишь её фантазия. – Обычно свидания так не проходят. С «обычными», всё по-обычному, а он другой. Он настырный. Грубый и упрямый.
Она говорила о нём до того, пока Эмма не уснула. Но Мие так хотелось рассказать о нём всё, что она знает, и всё, что она поняла о нём. Хотя, что она о нём знала?
