Есть ножки – уверенно ступающие по пути, есть другие – скачут со ступеньки на ступеньку. Совсем другие – от них не оторвать взгляда. Дяденька стоит на нижней ступеньке, ноженьки с верхней ступеньки плавно и жарко приближаются и приближаются. Дяденька увидел эти ноженьки, увидел и моргнул несколько раз, удивлённый. Не может понять, правда ли, что эти ноженьки продолжаются, продолжаются вверх, а что следом? Правда ли, что следом заканчиваются чулки, а следом вот это тёмное между ними – это не шёлк, и не кружево?
Ноженьки эти – моей тёмноволосой подруги по играм. Она – большая скромница и осторожная лесная зверушка, но временами она размышляет, что будет, если оказаться в торговом центре более раздетой, чем другие посетительницы? Я – большое ухо, которое ловит её осторожные намёки. Она размышляет, я провожу пальцами, очерчивая линии её тела. Мы одни в квартире, времени на часах столько, что мы точно не встретим наблюдателя. Там, где её тело отзывается тем, что запускает глубинные события, вроде начала весеннего сокодвижения, или как когда ночью нагретый пляж отдаёт тепло волнам – там, где её тело отзывается, я очерчиваю линии подробными штрихами.
Одежда мешает проводить линии. Очень мешает футболка – столько приятных мест на спине, вдоль рёбер. Ещё нужно очертить талию и маршрут от плечей к шее и скулам. Следом необходимо провести долгий маршрут от верха спины до её основания, дальше приподняться по ягодкам, чтобы с них соскользнуть ниже и ниже, и закончить тропинки на пятках.
Как это сделать, когда пальцы доходят до резинки юбки? Можно её поднять повыше. Можно совсем снять её. Юбка скрывает ещё одну преграду, но сейчас мы игнорируем эту преграду. Когда жар в глубине станет сильнее, преграда эта растает сама собой. Пальцы достигают пяток, я обхватываю её пятки и аккуратно сжимаю.
Возвращаясь, ладонями я провожу так, чтобы каждый пуховый волосок на пути приподнялся против своего роста. Привстал и насторожился.
Подруга просит выпить воды. Я провожаю её на кухню и продолжаю скользить и гладить по её плечам, рёбрам, животу. Зеркало ловит её, проходящую мимо, – неторопливую, жаркую. Запах её аромата и её запах сопровождают нас.
Она говорит, что ей может понравиться быть голой там, где её могут увидеть.
– Где тебя могут увидеть? – Я спрашиваю её, продолжая вести линию от поясницы к животу. Там ладони мои сходятся и двигаются вниз. Аккуратно двигаются вниз.
– Меня могут увидеть в коридоре, если я случайно туда выйду.
– Что я должен делать? – я накрываю ладонями её темноту.
– Тебе нужно выпустить меня на лестничную клетку, а потом прикрыть дверь. Но дверь не запирай – вдруг понадобится быстро вернуться.
Я открываю дверь. Она неторопливо делает шаг за шагом. Я держу дверь открытой. Она на середине общего коридора, шагах в восьми от порога. Она кивает, я закрываю дверь. Я смотрю через глазок на неё. Минута, вторая, наконец она поворачивается обратно, я открываю дверь и последние пару шагов она пролетает бегом. Вся целиком горячая и задыхается от волнения – словно ныряльщик, который нашёл особенную важную жемчужину.
Для выхода в люди она выбирает платье, которое застёгивается на пуговицы, от подола и до горла. Подол ниже колена. Никакого бра – голые красавицы, одна немного больше другой. Почти прозрачные трусики, цвета очень молочного кофе. Почти прозрачные чулки, цвета ванильного пломбира. И лёгкие туфельки-лодочки. Она в последний раз перед выходом выглядывает в окно – нет ли дождя, много ли прохожих. Тёплый сонный вечер. Прекрасное время для прогулки. Мы выходим, я запираю дверь.
На лестничной клетке она окидывает взглядом соседние двери, лестницу на следующий этаж, затем расстёгивает две нижние пуговицы платья. Затем мы продолжаем путь. На выходе из подъезда она расстёгивает две первых верхних пуговицы. Открывается горло, ямочка под горлом, розовеющий треугольник от шеи и к центру между красавиц.
У следующего дома – ещё одна верхняя пуговица – и фонари начинают светить на открытые верхние половинки груди. Улица пахнет сиренью, скошенной травой – одуванчиками, пыреем, полынью. Тихим, уверенным, долгим голосом к этому хору добавляется запах моей напарницы. Запах её ушей, шеи, запах её груди. Мне даже начинает чудиться тот запах, который я ловлю рядом с ней в постели, проводя носом от её живота к её коленям.
В торговом центре на входе пахнет маслом и перцем – чипсы. Она проходит от запаха чипсов к яблочному и вишнёвому запаху отдела соков. Оттуда к отделу вин – виноград и забродивший сахар. Она наклоняется к самым нижним полкам. Туда обычно прячут самые выгодные товары. Я вижу её на долгую тёмную глубину. Она расстегнула ещё одну пуговицу сверху. Если быть рядом с ней, плечом к плечу, то можно увидеть обе её луны целиком— от южного лунного полюса до северного. Тёмно-вишнёвые островки на экваторе набухли крепкими, острыми вулканами.
От вин мы идём к запаху ромашек и чистого белья – всякие женские штучки – прокладки, диски, салфетки и платочки. Берёт с нижней полки упаковку васильковых бумажных платочков. «Что ты собираешься промакивать, милая?» – думаю я и тайком улыбаюсь.
Тётенька на кассе косится на расстёгнутые верхние пуговки сердито, но никаких советов не даёт – заканчивается смена и ей важнее добраться до дома. Как она поступит с этой историей – расскажет подруге по телефону или попробует удивить мужа – кто знает.
Подруга говорит: «Теперь мы поднимемся на верхний этаж». Эскалатор поднимает нас медленно. Мужчина с модной щетиной и бумажным пакетом модной одежды едет с верхнего этажа. Он сразу же ловит взглядом линию между грудей и ниже. Затем переводит взгляд на лицо, и затем медленно снова на шею, грудь, даже поворачивает головой, когда мы проезжаем мимо него наверх. Но он не идёт за нами. Он несёт своё удивление и возбуждение дальше от нас на вечернюю летнюю улицу.
Она говорит: «Я уже устала идти, но если я сяду на скамейку, то на платье сзади конечно останется пятно». Она как раскрытый цветок, всеми лепестками, всем запахом и теплом.
«Может, вызову такси?» Она кивает.
Я заказываю такси, водитель будет с минуты на минуту. Наверное, дежурил прямо у торгового центра.
Она говорит: «Спускаться мы будем по лестнице».
Лестница на этаже спрятана в небольшом закоулке. Перед закоулком она проводит взглядом – нет ли камер. Оборачивается – посетителей не видно. Решительным движением быстро спускает трусики. Затем быстро переступает ножками, выпрямляется и отдаёт трусики мне. Я прячу трусики в карман – жаркие, влажные, невесомые.
Есть ножки – уверенно ступающие по пути, есть другие – скачут с ступеньки на ступеньку. Совсем другие – от них не оторвать взгляда. Дяденька стоит на нижней ступеньке, ноженьки с верхней ступеньки плавно и жарко приближаются и приближаются. Дяденька увидел эти ноженьки, увидел и моргнул несколько раз, удивлённый. Не может понять, правда ли, что эти ноженьки продолжаются, продолжаются вверх, а что следом? Правда ли, что следом заканчиваются чулки, а следом вот это тёмное между ними – это не шёлк, и не кружево?
