Золотое Ушко возвращается
Короткий зимний день потихоньку раскрашивался сполохами красноватого заката. Я неспешно возвращался домой тропинкой, петлявшей по широкому заснеженному полю, словно притулившемуся к угрюмому чёрному лесу. Всякий раз, проходя здесь, вспоминал я встречу с зайчиком по имени Золотое Ушко. Вспоминал его стихи, загадки, скороговорки, его удивительное, золотистого оттенка ушко.
Однако сейчас, на бодрящем морозце да на свежем ветерке, я вдруг подумал, что и сам заяц, и его сказки, которые он называл невыдуманными историями, мне просто приснились. Или, быть может, пригрезились наяву под убаюкивающий шелест расцвеченной солнечными бликами листвы. Конечно, уверял я сам себя, конечно, это всего лишь навеянные ласковым летним теплом фантазии. Конечно же… Кому такое незнакомо…
Но тут в поле, неподалёку от меня, что-то изменилось. Уголком глаза я заметил, как одна из снеговых кочек легонько задвигалась. Впрочем, в вечернем полусвете-полутени, да ещё посреди заснеженного поля, обман зрения – самое обычное дело. И потому я даже не взглянул в ту сторону. Однако странная кочка продолжала медленно перемещаться, причём в строго определённом направлении. И лишь ещё через пару секунд я сообразил, что она движется в мою сторону.
Что за наваждение! Сколько раз ходил я этой тропкой и никогда не видел ничего подобного. Я остановился и пригляделся. Снежная кочка уже не просто направлялась ко мне – она приближалась прыжками, большими, смелыми и уверенными.
Ба! Да это же заяц. Неужели это Золотое…
Нет, я даже побоялся подумать об этом. Сколько раз я уже был почти уверен, что Золотое Ушко рядом, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и я увижу его… Но увы, всякий раз, к моему глубокому разочарованию, я убеждался, что ошибся. И на месте Золотого Ушка оказывался то причудливо опутанный лесной порослью пенёк, то странным образом изогнутый сучок, а то и самый обычный заяц.
Пока я боролся со своими сомнениями, снеговая кочка подкатилась прямо ко мне, чуть не под ноги, и остановилась. Я глазам своим не поверил – и впрямь заяц! Зверёк замер в паре метров от меня, повёл ушами, и одно из них, как мне показалось, слегка блеснуло.
– Золотое Ушко! – только и смог вымолвить я.
Заяц стоял, слегка покачиваясь на длинных лапах и внимательно, пожалуй, даже изучающе, рассматривал меня.
– Ты ли это? – на всякий случай добавил я, хотя сомнений уже почти не испытывал.
Заяц слегка наклонил свою головку, словно соглашаясь.
– А почему тогда не отвечаешь? – упрекнул я его. – Неужели говорить разучился?
– А кто же это ещё может быть? – ответил заяц вполне буднично, словно недолгая разлука предшествовала нашей встрече, словно шли мы, шли по лесу, ступили на разные тропинки, бежавшие в одном направлении и недалеко одна от другой, а через две-три минуты опять встретились и продолжили незаконченную беседу.
– А вдруг это не ты, а какой-то другой заяц, тоже говорящий, – попробовал выкрутиться я. – Вдруг вас тут в лесу много таких. Стоишь да молчишь… А раньше, бывало, скалобрр… бр… бородками так и сыпал.
– Скороговорками, ты, наверное, хочешь сказать, – с едва заметной лукавинкой поправил меня заяц. – Хорошо, вспомним-ка лето. – И тут же бодро отчеканил:
Киса кусала кусок сала.
Киса кусала сало немало.
Киса устала, и сала не стало:
Сало слизала из леса лиса,
А кису с уса укусила оса.
– Повторить сумеешь? – закончил он.
– Да какое лето! У меня губы еле шевелятся от холода, – неуклюже попытался я оправдаться. Впрочем, доля правды в этом была: начал подниматься ветерок, и мороз действительно казался куда крепче.
– А я? Думаешь, я его не чувствую? – возмутился Золотое Ушко. – Мол, если я заяц, то и не мёрзну. Мол, на холоде у меня температура тела становится выше, да ещё и шерсть греет, – тут он укоризненно повёл своими ушами и одно из них очень красиво сверкнуло. – Мёрзну, да ещё как. Погуляй-побегай в лесу по морозцу день-деньской, да частенько и без обеда, – тогда сам узнаешь. А если так всю зиму?
Трудно было не согласиться с ним. Мне даже немножко стыдно стало. Видимо, заметив это, заяц решил прийти ко мне на выручку.
– Хорошо, есть попроще скороговорка. Может, с ней дело лучше пойдёт. Вот такая:
Ждут ужи ежей на ужин.
(Ёжик с ужиком был дружен.)
Ёж несёт ужам ежовник.
Варит уж ежам ужовник.
Жук жужжит из ежевики:
«Вот ежовик жёлтый, дикий!»
– Ну-у… эта очень сложная… – взмолился я. – Её сразу не запомнить… И сколько там разных странных названий…
– А что в них странного? – удивился заяц. – Ужовник, ежовник – растения, травки такие, ежевика – колючий куст, жёлтый ежовик – гриб. Летом каждый день мимо них пробегаешь и с ними здороваешься.
Я опять почувствовал лёгкий укол смущения. Действительно, сколько раз я бродил лесными тропами, не обращая ни малейшего внимания на расстилавшееся под ногами изумрудное великолепие. А ведь каждая травинка в лесу по-своему красива и растёт не где попало, а на самом пригодном для себя месте, как и каждый куст, и каждый гриб.
У меня даже зубы начали слегка постукивать – больше от волнения, конечно, чем от холода, – но говорить об этом зайцу мне почему-то не хотелось.
Впрочем, своим чутким слухом он и сам это уловил.
– Э-э, да ты и впрямь совсем продрог, – сказал Золотое Ушко. – Давай-ка погреемся.
– Это как? – удивился я.
– А вот так, – сказал он. – Попрыгаем на месте. Смотри.
И заяц начал ловко скакать вверх, подпрыгивая чуть ли не до уровня моих глаз, да ещё при всяком прыжке разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Я где-то слышал, что когда зайцам что-то очень нравится, они ведут себя именно так.
Чтобы составить ему компанию, я тоже решил попрыгать и помахать руками. Правда, поворачиваться вокруг себя не стал: на двух-то ногах прыгать не так удобно, вдруг поскользнёшься, да и в сугроб нырнёшь. Что заяц подумает обо мне, таком неуклюжем?
Однако уже через полминуты мне и вправду стало теплее. А ещё через минуту я остановился перевести дух. Но самое удивительное, я почувствовал, что и губы мои стали послушнее двигаться.
Я попробовал повторить заячьи скороговорки – и хоть и не с первой попытки, но у меня получилось. Обе скороговорки получились. Выслушав меня, Золотое Ушко – теперь у меня не оставалось никаких сомнений в том, что это был он, – сказал:
– Ну вот, теперь и я вижу, что ты – это ты. А то вас здесь тоже немало бродит. Людей всяких разных…
Что и говорить, заяц был, как всегда, прав. Действительно, легко ли признать зимним сумеречным вечером в случайном встречном того, с кем ты когда-то делился своими самыми сокровенными мыслями? Без обстоятельных расспросов тут никак не обойтись.