Татьяна Веденская - Зеленый подъезд

Он утонул как раз в тот день, когда я узнала, что беременна. Вернее, не узнала, конечно, а только почувствовала. Заимела такое дурное предчувствие, глядя на непочатую уже непонятно сколько времени пачку с крылышками. После того как он утонул, я не могла спать несколько недель, мне все снилось, как он летит, потеряв равновесие, в черные густые воды Невы. Непонятно, зачем сделаны на набережной эти странные портики, с которых и не захочешь, а грохнешься. Тем более, зимой, когда кругом лед и слякоть. В ночь на шестое января, когда он утонул, на термометре высвечивалось плюс три. Если бы были морозы, если бы только были морозы, он остался бы жив. Но Нева не заледенела полностью, у берега ее вода только еще больше почернела, загустела наподобие подсолнечного масла и плескалась на ветру, заливая гранит портика. Если бы ее сковало льдом, Эдисону некуда было бы падать, бестолково размахивая руками. Если бы, если бы, если бы… Их так много, настолько много, что можно до бесконечности крутить их в голове, нагнетая иллюзии, что от этого что-то изменится. Ничего подобного. Он уже утонул. Конец. Его смерть останется только в памяти, моей и Лекса, и все же, на тот случай, если я когда-нибудь рискну забыть этот день и решить, что все у меня прекрасно, я оставлю себе это напоминание. Тоненькая тетрадка, собрание моей боли. Хранилище моей смерти, пусть несет память на бумаге, если моя исчезнет в сумерках пропащей жизни. Итак… День Y. День второй. Мы гуляли. Мы подошли к Неве, как-то совершенно случайно наткнувшись на набережную, которая развернулась перед нами лентой после очередного поворота. До этого мы бродили по ночному Питеру уже несколько часов, периодически уничтожая очередной косяк. Осматривали достопримечательности. Лекс таскал с нами Эдисона, хотя именно у нас с Лексом была настоящая любовь. При чем здесь Эдисон, я не понимала, но перечить моему новоявленному супругу не хотела.

– Какая красота! – закричала я, вылетев к Неве из грязной подворотни. Впервые в жизни я видела такую красивую и просторную реку. У меня захватило дух.

– Нравится? – удовлетворенно и покровительственно притянул меня к себе Лекс.

– Элис, ты что, никогда не была в Питере? – удивился Эдисон. Он вытаращил глаза и принялся строить дикие рожи. Что ж, целый день в компании Лекса с полными карманами травы уже сказывался на нем. Он был бледен, глаза светились нездоровым возбуждением. Он бурно жестикулировал и на мои вопросы отвечал не всегда с первого раза.

– Никогда! – радостно кричала я и кружилась, размазывая по толстенному граниту поручней вязкий снег.

– Ты такая смешная!

– Лекс, как хорошо!

Мы хохотали и шли, полируя дорогу под ногами. Нам было все равно, куда идти. Около двенадцати ночи, на набережной – ни одного человека. Редкие машины тревожили наше уединение посреди ночного города. На самом деле даже странно, как теперь кажется, насколько пустынной оказалась набережная в тот момент. Все-таки центр культурной столицы, новогодние праздники, должны же были оказаться там какие-нибудь другие бесцельно шатающиеся люди, кроме нас. Но эта мысль тоже из разряда «если», которых я перебрала массу, только чтобы как-то успокоить воспаленный мозг.

«Если бы кто-то проходил мимо, если бы мы гуляли по оживленной Дворцовой набережной, если бы портик был закрыт, ничего бы не случилось…» – как заклинание повторяла я, глядя перед собой и трясясь от холода всю следующую неделю. По иронии судьбы, именно я первая заметила ступеньки, ведущие к воде. Спуски к Неве имеются по всему периметру реки, они сделаны таким образом, что спустившийся оказывается прямо у плещущейся кромки. Вода облизывает ботинки, притягивает к себе, чернеет и пугает. С тропинки, тянущейся вдоль набережной, человека не видно, и получается такой укромный уголок.

– Смотри, вода.

– Первый раз воду увидела?

– Лекс, прекрати. Просто она так близко. Почему она не заледенела вся?

– Тепло.

– Да, тепло. – Кромка льда отступала от границы набережной метров на десять. И сам лед был каким-то странно-уродливым, изломанным, наваленным грязными кучами по телу реки.

– Как будто тут прошел ледокол.

А может, и прошел. А куски потом сбились обратно и слиплись.

– Послушай, Эдисон. Ты как, не считаешь, что этот уголок Вселенной нам подходит больше всего? – таинственно и одновременно игриво спросил мой Лекс.

– Ага… – промычал тот и принялся рыться в карманах. Я была в курсе, хотя в тот момент весь мой опыт употребления наркотических веществ сводился к траве. Меня пробивало на «ха-ха», и все. Собственно, откуда взяться большому жизненному опыту в восемнадцать лет?

– Элис, ты уже большая девочка? – спросил меня Лекс.

– Я же вышла за тебя замуж, – усмехнулась я. Лексу было двадцать пять, и он казался мне воплощением вселенского знания и опыта. Гуру, вуду и моя первая учительница в одном флаконе. К тяжелым наркотикам я отнеслась положительно, они давно вызывали мой интерес. Но никто не предлагал. В Москве, откуда я три дня назад уехала навсегда, как-то не было принято употреблять на улицах ничего тяжелее травы. И вообще, у нас народ как-то больше традиционно пил, в крайнем случае курил анашу и кололся кетамином. Ненаказуемо.

– Тогда отойди от воды и не отсвечивай.

– А что будет?

– Тсс. Увидишь.

– Тебе понравится, – уверенно добавил Эдисон, вытащив из-за пазухи какой-то флакон.

– А что это? – я не могла уняться. Мне так много рассказывали, что мой Лекс – парень с большим и обширным опытом, но все то время, что я его знала, он ни разу не достал шприц. Может, только при мне, я не знаю.

– Винт. Это винтик, отлили мне раствора добрые люди, – успокоил меня добрый-добрый Эдисон.

– А на всех хватит? – заглянул через плечо Лекс.

– Надо аккуратно раздербанить. Ей децл выберешь – и хватит.

– Почему? – возмутилась я.

– По кочану. Мала еще.

– Вот так всегда. Мне же интересно! Сделайте сколько надо.

– Да тебе и правда много не надо в первый раз. Расколбасит по-любому. – Эдисон начал греть пузырек горящей зажигалкой. У него была бензиновая «Зиппо», жирненькая серебряная бляха.

– Ты специально такую зажигалку носишь? – восхищенно присвистнула я.

– А как же! – Эдисон вынул маленькую упаковку со шприцами. – Тебе расчехлить? – предложил он Лексу.

– У меня портативный набор, – ответил тот и достал из рюкзака черный кожаный пенал. Это была его фишка, своеобразная визитная карточка, добавлявшая ему колорит. В пенале лежали жгут, пара шприцев, флакончик со спиртом и жвачка. Я еще в Москве много раз рассматривала содержимое пенала и думала, что все-таки выхожу замуж за удивительного человека. За того, кто не боясь следует своему «Пути». И который не побоится взять меня с собой.