Елена Крюкова - Зеркало

От картин коммунального послевоенного детства – через погружение в древность земли и любви – к объемной фреске или, скорее, многофигурному кинофильму в стихах и в прозе, где изображена жизнь сибирячки-сезонницы, ставшей символом великого странствия по свету, – вот диапазон новой книги стихов Елены Крюковой «Зеркало».

Эта классическая траектория: детство, страсть, путешествие – есть необходимое условие всякой человеческой жизни. «Коммуналка» – своеобразная саунд-драма, где коммунальные Обитатели, как бы ни ссорились, все равно понимают и любят друг друга; а история портнихи Саньки и ресторанного пианиста Степки заставляет вспомнить лучшие страницы В. Шукшина и Ю. Казакова.

В «Овидиевой тетради», апологии любви, знаменитая Овидиева рукопись «Ars amores», с ее утонченным эротизмом и живым жаром непобедимой природы, став источником вдохновения для автора, пространственно расширяется до границ современного восприятия культуры; так причудливо сплетаются музыка античности и нынешний день.

И «Меч Гэсэра», занесенный и сверкающий над стариной и над будущим, на деле – траектория большого пути простой сибирской девчонки Маринки, яркая лыжня, бесстрашно проложенная ею по суровому зимнему миру. И зеркало сердца поэта столь же смело отражает быт и бытие.

Как-то раз я обратился к Евгению Евтушенко с просьбой предоставить стихи для альманаха, а заодно порекомендовать нам других авторов (мы предполагали – из русских эмигрантов), произведения которых, может быть, у него есть. Евгений Александрович немедленно откликнулся и к своим стихам присовокупил две тетрадки русских поэтесс. Стихи одной из них – Елены Крюковой (оказалось, она не из какого-либо зарубежья, а из Нижнего Новгорода) меня просто поразили оригинальностью и какой-то предметностью, телесностью.

«Коммуналка» – это рассказ о страшном быте жильцов многонаселённой квартиры. Эта «Коммуналка» (именно так, с большой буквы) – целая отдельная страна, где проживает бедный люд, не попавший на праздник жизни: «шальная Киселиха», Анфиса, зло избивающая своего малолетнего сына Петьку, осколок старого мира «граф» Борис Иванович, скучающий по своей Греции бывший офицер Сократ, Паня-истопница, пьяница Валерка и, наконец, «портниха копеешная» Санька-итальянка, шьющая для своих клиентов платья из люрекса. Её навещает любимый ею лабух Стёпка из ресторана, от которого она вскоре забеременеет, а Стёпка откажется от неё, закрутив роман с продавщицей Райкой.

Каждому стихотворению предшествует прозаическая коммунальная сценка. Быт этих озлобленных людей ужасен и угнетающ. Но сквозь пары приготовляемой на вонючем керогазе пищи пробиваются глубокие человеческие чувства. Каждого из жильцов окружает одухотворяющая человеческая аура понимания, сочувствия в бедственный час и прежде всего в любви. Стоны, песни и плачи (это жанр!) жильцов «Коммуналки» – это трагический эпос Быта, сквозь который произрастает Любовь. Читатель может составить впечатление о глубокой человеческой страсти обиженных и униженных людей.

На фоне нашей сегодняшней бесполой лирической поэзии и бессодержательных версификаторских упражнений разного рода постмодернистов-пересмешников стихи Елены Крюковой выделяются поистине глубокими переживаниями и акмеистической выразительностью. К тому же у неё своя тема, и значит, она цельная натура. Я не верю в истинность восклицания «Рукописи не горят!». Всё же это только красивая фраза. Не пора ли стихам Крюковой предстать в достойном объёме перед читателями?

Коммунальная квартира – разноцветное мерцание прошлого, заметная составляющая быта России середины двадцатого века. Невозможно назвать коммунальное прошлое унылым или тяжким, потому что каждый человек наполняет свою жизнь переживаниями почти всегда сам, самостоятельно, лет с пяти. И что же он для себя выбирает? Искренность и преданность соседям или любопытное подсматривание? Участие, заботу – или вежливые, слепые от равнодушия улыбки?

Человек находит возможность помогать другим или заявляет: моя хата с краю, я ничего не знаю?

Герои поэмы «Коммуналка» Елены Крюковой явно выписаны автором по памяти.

Девочка, выспрашивающая у старого графа, живущего в кладовке, правду; мальчик, избитый матерью; прошедший войну офицер, старуха-лагерница, влюбленная модистка, усталая истопница, рабочий, пьющий горькую после смены – типажи слишком узнаваемы и слишком от нас далеки: это уже история страны.

Их жадное желание со-существовать подчеркивает безрадостность других, не личных событий жизни и, одновременно, это желание со-существовать – проявление доброты, часто – мудрости в изнуренных бедой и голодом телах.

Чем беднее быт, тем теплее отношения? Чем более суровой оказывается жизнь, тем больше сочувствия приходит от одного человека другому, так?

В годы войны, в годы послевоенной разрухи многих жителей нашей страны действительно объединяли трудности – надо было строить мирную жизнь. Устраивать новые потрясения не то, что стране – даже такому небольшому пространству, как коммунальная квартира, никому бы и в голову не пришло. Не избалованные жизнью люди радовались улыбке, теплу собственной комнаты, хрустящему краю только что испеченного блина, вкусу осеннего яблока. А разве не из таких мелочей состоит настоящее человеческое счастье? Впрочем, для кого как. Героям поэмы «Коммуналка» именно такие минуты и представляются минутами откровения, принесенного, как на ладошке, несмелым ребенком.

– Дяденька, дяденька! Иди сюда, на кухню… Здесь у мамки блины холодные остались… Щас найду… Вот они – под миской… На…

– Дочка!.. Спасибо тебе, Бог тебя наградит…

– Дяденька, да ты не плачь, а ешь… У тебя слёзы в бороде.