Закинув лопату поперек раскопа, мужчина сделал выход силой и выбрался наружу. Небо хмурилось, и надо было поторапливаться. Вытянув из ямы металлоискатель, а затем и довольно крепкий деревянный сундучок размерами сорок на тридцать, окованный железными полосами, он с предвкушением уставился на добычу. Надежда, что он не зря копал яму в собственный рост, крепла с каждой минутой. Он вообще был сильно удивлен, что металлоискатель достал на такую глубину. В принципе, коп-то начинался с двух монеток на глубине сантиметров сорока, это при повторном прозвоне он сундук услышал, все же глубоко тот был.
Выкурив сигарету и переведя дух, мужчина двумя ударами ребра титановой лопаты сбил старый, ржавый, изъеденный коррозией навесной замок. Взявшись за не менее ржавую ручку, он с усилием потянул ее вверх, но крышка не шелохнулась. Железо, источенное водой и временем, не выдержало подобного насилия и рассыпалось прахом. Мужчина не устоял на ногах и шлепнулся на кучу земли. Выругавшись и поднявшись, он снова взялся за лопату. Загнав штык под край крышки, он подналег, и та с треском пошла вверх.
– Сука! – глядя в нутро сундука, заорал мужчина на всю брошенную давным-давно деревню.
Он начал ковыряться внутри сундука в надежде, что под истлевшими, слежавшимися в единую массу бумагами, найдется что-то стоящее.
– Ничего, – произнес мужчина и устало уселся на ведро.
Очередной день насмарку. Небо хмурилось, к вечеру точно зарядит дождь, это не страшно, но украдет время. Он спихнул сундук обратно в яму, после чего взялся за лопату. Закон копа простой: выкопал яму – молодец, не забудь зарыть ее обратно. Не свинячь – и будет тебе счастье. Все же закапывать куда проще, чем выкапывать, так что справился за час. Мышцы гудели, с семи утра лопатой махает, но солнце еще высоко, будет время походить с металлоискателем, определить цели на завтра. Но сначала перекусить.
Собрав инвентарь, он направился к палатке, которую разбил под деревьями. Кинув в почти потухшее кострище, обложенное крупными камнями, порцию не слишком сухих дров, мужчина уселся на чурбак и принялся чистить картошку. Да, не задался выезд, хотя странно, следов других черных копателей он тут не видел. Четвертый день он роет ямы в этой покинутой еще до революции деревне, она развалилась давно, только печи да фундаменты заросшие травой по пояс говорили о том, что тут раньше жили люди. Но вся добыча – крынка с монетами. На первый взгляд редких нет, но хоть серебряные. Правда, качество так себе. Неудачный выезд. Картошка плюхнулась в котелок, через минуту туда отправилась следующая, затем еще одна, и еще. Завтра последний день копа. Утром послезавтра пора возвращаться в город, так что, шанс отбить затраты на экспедицию еще есть. Но если не свезет, считай, скатался в сухую.
Он выбил сигарету из пачки и прикурил, глядя на языки пламени, которые лизали закопченный бок котелка. Он вспомнил, что этот день все же особенный, сегодня его день рождения. В узких кругах черных копателей его знали как Дикого, а по документам – Радимом Мироновичем Вяземским, и как утверждала покойная бабка, предки его были из тех самых князей Вяземских. Стукнуло ему двадцать пять, но все, что у него есть, это старый Ленд Ровер для покатушек, хороший металлоискатель, спальник и отличная немецкая палатка. В городе еще была квартира, оставшаяся от матери, вот и все, что он имел, прожив четверть века. Свой день рождения Радим не любил, по стечению обстоятельств, бог прибрал его Тамару Михайловну Вяземскую накануне. Хоть и прошло почти семь лет с того момента, но все равно праздником для него этот день быть перестал. И предпочитал Дикий проводить его в одиночестве в глуши, подальше от людей и небольшого провинциального хоть и областного городка, где он вырос и жил. Черным копателем он стал уже после смерти матери, когда приятель, с которым он вместе учился на историческом, позвал его за город, покопаться на местах боев. Тогда он нашел свой первый орден – «Орден Ленина». Потом были и другие – «Орден Славы» и даже «Звезда героя советского союза», но он никогда их не продавал, мать привила ему уважение к подвигу предков. Хотя по местам боев Радим старался не работать, давили они на него, он предпочитал старые поселения, где можно разжиться серебром, а то и золотом, и меньше шансов нарваться на конкурентов. К этому он пришел, когда три года назад столкнулся с двумя копателями и словил пулю в ногу. Чудом тогда удрал, прыгнув в машину и по газам, лишившись при этом всего имущества. Так что, чем дальше от людей, тем для него лучше.
Вода уже закипела, картошка варилась, еще минут двадцать, и можно будет вываливать в нее тушенку и садится ужинать, вернее, обедать, хотя по времени скорее полдник. Вот небо Вяземского беспокоило, тучи становились все тяжелее, и черноты в них прибавилось, если ливанет, ни о какой дальнейшей разведке и речи быть не может, остается забраться в палатку или сидеть здесь, под навесом. И словно в ответ на его мысли небо разразилось дождем, не сказать, что сильным, но мокнуть под ним у Дикого не было никакого желания. Спустя час, когда с поздним обедом было покончено, он обреченно махнул рукой на неудачный день, дождь будет идти долго, так что на сегодня работа закончена. Завтра будет еще день, последний, может, сработает примета, иногда так бывает, пусто-пусто, а под конец поперло. Так что, на сегодня нужно остановиться, посидеть спокойно в тишине у костра, дослушать аудиокнигу Васильева про хранителя кладов, выпить, не зря же он привез с собой двенадцатилетний Чивас, мяса пожарить. И дождь ему не помеха, он только еще больше отгородит Радима от остального мира. Костру, благодаря навесу, он угрожать не может, так что Дикий проведет вечер, сидя на бревне, глядя на живой огонь, на котором шкварчит мясо.
Котелок был убран, и теперь его место занял старый медный чайник, найденный им в одной из поездок, и приведенный в порядок. И тут, разрушая его одиночество, зазвонил телефон, кому-то повезло пробиться через хреновый сигнал этой глухомани. Вытащив мобильник, он посмотрел на незнакомый номер.
– Слушаю, – обреченно вздохнув, ответил мужчина.
– Радим, – раздался из трубки недовольный голос Марины, аспирантки исторического факультета, давшей ему наводку на эту деревеньку, и с которой он жил последние три месяца.
Всем была хороша девица – высокая, длинноногая, с округлостями в нужных местах, но одна неприятная черта имелась – стервозный характер и любовь к выяснению отношений. Иногда это напрягало. Вяземский почувствовал, что сейчас ему выкатят очередные претензии, и оказался прав.
– Радим, я так понимаю, мне снова придется спать одной? – выдала она упрек.
