Дворец, стоявший в центре столицы великой империи Нанди́ру, был прекрасен в лучах утреннего солнца. В такие дни он более всего походил на замок из сказки, в которой принцесса живёт долго и счастливо со своим принцем.
Только принцесса империи Нандиру не знала ни одной волшебной сказки. Подобные книги не хранились в библиотеке дворца, а нянюшек, чтобы рассказывать их, у неё никогда не было. У неё были лишь рин – женщины-хранительницы будущей матери наследника. Сама же она никогда не пробовала, да и не знала, что можно, представить себя кем-либо иным.
– Завтрак подан, Ваше Высочество.
– Я дочитаю эту страницу и приду, – ответила принцесса своей рин – Ни́ре Матильде.
Женщина поклонилась и вышла из комнаты.
Иона Элита́р Марту́ Ие́н Д’Элинда́р Марину́ являлась единственной дочерью правителя Нанди́ру. Это была толстая белокурая девушка восемнадцати лет с бледной кожей человека, никогда не бывавшего на солнце.
Когда дверь за рин закрылась девушка впала в задумчивость. Обычно она пыталась не обращать внимания на то, что происходило вокруг неё. В том числе потому, что не очень многое и происходило в непосредственном её окружении, но последний год был странным. Даже она это заметила. Что-то было не так. Постоянные болезни, которые не давали ей покоя, настораживали. У неё всегда было слабое здоровье, поэтому она никогда не могла вести нормальный образ жизни, но год перед совершеннолетием был излишне тяжёлым. Она практически никуда не выходила. Иногда ей даже запрещали покидать покои, а порой не позволялось вставать с кровати, не говоря уже о том, чтобы совершать визиты в храм Диру. Иногда принцессе казалось, что её откармливают и заставляют как можно меньше двигаться специально, но зачем – непонятно.
Иона знала, что отец ненавидит её или по крайней мере не любит. Было бы глупым ожидать любви от императора, а потому она её и не ждала, но всепоглощающая ненависть к ребёнку, которого он почти не видел, была по меньшей мере странной. Вечерами, когда Иона с рин оставались наедине, женщина говорила девочке, что император не ненавидит её, что принцесса просто слишком похожа на свою мать и оттого ему сложно заставить себя общаться с дочерью, но девушка понимала, что это не так.
Так и не придя к какому-либо выводу, девушка вздохнула, закрыла книгу, которая лежала перед ней, и отправилась в столовую, где уже накрыли завтрак. Иона представляла, что её ожидает за дверью, но всё равно застыла на пороге на секунду. На столе было столько еды, что хватило бы накормить четверых здоровых мужчин, что уж говорить про одну девушку, никогда не обладавшую хорошим аппетитом. Принцесса незаметно бросила взгляд на Ниру – женщина явно намеревалась скормить ей, по крайней мере, половину всех блюд. Три вида супов, четыре вида закусок, пять десертов, два вторых блюда – Матильда никогда не знала чувства меры. Вчера Иону заставили «хотя бы попробовать» всё, что было на столе и у неё не было причин думать, что сегодня будет по-другому. С каждым месяцем порции всё росли, а есть хотелось всё меньше и меньше. Оказалось, что когда ешь слишком много, то перестаёшь чувствовать вкус пищи, но Ионе не оставалось ничего, кроме как продолжать есть, потому что она знала, что её всё равно заставят.
Принцесса ни разу за свою жизнь не пыталась бунтовать против того, что происходило вокруг неё, по крайней мере в зрелом возрасте. Вся её жизнь была посвящена служению Богине и государству. В голове девушки даже и не появлялось мысли о том, чтобы что-либо изменить. До этого утра. Наверное, если бы постоянные болезни не мешали ей выполнять её прямые обязанности, то и маленького огонька сопротивления не зародилось бы в её душе, но она не была в пещерах храма последние две недели, а до и так перенесённой церемонии совершеннолетия оставалось совсем немного времени.
Смятение, страх, чувство вины и яростное желание вырваться на свободу боролись в ней, пока она стояла на пороге столовой. Соврать своей рин? Сможет ли она? Стоит ли? Если и соврать, то что? Сослаться на то, что болит живот? Не пойдёт. К ней приставят врача, и придётся лежать в постели сутками напролёт. Это точно не поможет выбраться. Множество идей пронеслось у Ионы в голове, пока она не выбрала самую безопасную для себя и, что немаловажно, самую продолжительную болезнь – влюблённость. Это никого не должно удивить. После церемонии девушке будет уже не до личных чувств, так что небольшая слабость перед совершеннолетием ей была позволена. Как-то раз она даже краем уха слышала, как служанки судачили об этом.
