1. Глава 1 Дочь часовщика
— Завтрак — самая важная трапеза, — наставительно сказал отец, заправляя салфетку за воротник. — За завтраком мы готовим организм к работе в течение дня. Настраиваем тело, подобно механизму. Поэтому необходимо подобрать правильные блюда, дабы не только усладить нёбо, но и предотвратить образование черной желчи.
Он с удовольствием осмотрел стол, подмигнул тефтелям, запеченным с капустой, послал воздушный поцелуй пудингу и окинул подозрительным взглядом салат из шпината. А заметив оладьи с яблоками, потер руки и причмокнул.
Кухарка расплылась в счастливой улыбке; улыбнулась и я.
Отец налил какао, сделал глоток, зажмурился от наслаждения и продолжил:
— Однако куда важней еды наши мысли за завтраком. Они определяют ход дня. Думай о том хорошем, что случится от рассвета и до заката. Не думай о сложностях, не думай о неприятностях. Думай об удовольствиях. А если неприятности все-таки ожидаются, постарайся увидеть в них тот урок, который стоит извлечь.
— Мудрая мысль! — похвалила я отца, потому что именно этого он ждал. — Не забудь записать в своих мемуарах.
Все как всегда, подумала я с легкой грустью. Обычное утро в доме Готтлиба Вайса, старейшего городского часовщика, зажиточного и уважаемого.
Дни идут, как маятник, ровно, размеренно. Обильная еда, работа в удовольствие, заслуженный отдых после. Тикают ходики, им вторят напольные, настенные, каминные и прочие часы в комнатах и мастерской. Квадраты солнца золотят половицы, ветер колышет пестрые занавески. Отец философствует за завтраком — от этого у него разгорается аппетит.
Я посмотрела на отца и словно впервые заметила, что жилет слишком уж туго обтягивает его внушительный живот, а через шейный платок переваливается уже третий подбородок.
Надо сказать Марте, чтобы не готовила так много. Ей нравится баловать хозяина. К старости отец стал еще большим лакомкой, чем был в юности. И вот теперь набрал в тарелку всего и помногу, ел жадно, роняя крошки, а на лице его при этом воцарилось донельзя самодовольное выражение.
И внезапно кольнуло раздражение, за которое тут же стало стыдно.
Конечно, я люблю отца. Я его правая рука и надежная помощница. Налаживаю его быт, помогаю в мастерской. Отказалась ради него от жизни в столице. Но почему чаще и чаще кажется, что все важное и интересное проходит стороной?
«Грусть-тоска девичья», усмехнулся бы отец.
«Девичье томление!» объявила бы моя утонченная столичная тетка, многозначительно покачав головой.
Может, и была в этом какая-то истина, да только подобные умозаключения родных очень меня сердили.
Глупости все это, сказала я себе решительно. Надо просто найти цель, заняться чем-то толковым, и хандра пройдет. Чего мне тосковать и томиться? Я живу, как мне нравится, без забот и хлопот, в удивительном доме, наполненном разными механическими чудесами. И дом этот стоит в уютном Ольденбурге, на окраине провинциального княжества Шваленберг. Погостив несколько месяцев в столице у тетки, я научилась ценить родной край. В столице, конечно, не соскучишься — театры, библиотеки, интересные знакомства. Весело, но суетно и порой утомительно. А у нас — тишина, покой, густые леса и доброжелательный, чуточку хитроватый народ. Уклад тот же, что и сто, и двести лет назад. Все еще сильны цеховые традиции, и никто никуда не торопится. Тут мои друзья, тут все, что я люблю и к чему привыкла, а другого мне и не надо.
Я вздохнула, положила себе немного овсяной каши и, прежде чем приступить к еде, решила последовать совету отца.
Думать о приятном оказалось просто: впереди ждал долгий летний день, наполненный разными событиями.
Во-первых, поспела ранняя земляника, и надо бы наведаться на поляну за городским амбаром. Во-вторых, отец обещал на сегодня освободить меня от работы в мастерской. Можно выйти в сад, устроиться под кустом роз и почитать авантюрный роман. А в-третьих, на почте лежит долгожданная посылка от столичного механика Картезиуса. При этой мысли я виновато втянула голову в плечи — только бы отец не прознал о покупке!
Немудреные планы радовали ровно до того момента, когда отец произнес рассеянно:
— Сегодня тридцатое! Надо не забыть заполнить книгу приходов.
Я вздрогнула и взглянула на часы-календарь у окна: так и есть, последний день месяца! А значит, Лео Цингер, владелец новой часовой мастерской и ломбарда, опять явится делать предложение.
Настроение сразу упало. Какао показалось слишком сладким, а каша приобрела водянистый привкус. В желудке поселилось противное чувство, и рассуждениями о пользе неприятностей от него было не избавиться.
Ну какой урок можно извлечь из этого гадкого события — предложения руки и сердца от человека, которого я презирала?
Лео поставил себе целью жениться на мне — и заодно прибрать к рукам часовой магазин отца — еще под Новый год. Уже пять раз он выслушивал отказ, гаденько при этом улыбаясь, словно думая: никуда дочка часовщика не денется; ничего, пусть девушка покажет строптивость. До свадьбы, а там уж не взбрыкнет.
Каждая сцена предложения была невыносимо унизительной. В разговоре с людьми, которые мне не нравились, я терялась, и поэтому не могла ответить резко и грубо, так, чтобы Лео и думать забыл о своих подлых планах… Чтобы не смел больше приходить каждый месяц, нацепив праздничный полосатый костюм и высокую шляпу с голубой лентой, и надушившись так, что даже пчелы падали замертво!
Сил уже нет это терпеть!
Придется, видимо, переступить через себя, найти подходящие слова. Нагрубить, если потребуется. И что же я скажу назойливому ухажеру? Может, попросить городского возчика научить выражениям, которыми он подбадривает свою кобылу, когда та упрямится?
Нет, не поможет. Лео из тех самоуверенных мужчин, что добиваются своего долго и упорно, берут измором, ноют, настаивают и выискивают методы давления. Он и дела вел в похожей манере, и всегда успешно.
Хорошо бы еще попросить у возчика кожаный кнут и пройтись Лео по тощему заду, втиснутому в полосатые брюки!
Я мстительно сжала ложку, представляя, как Лео взвоет и подпрыгнет, выделывая кренделя костлявыми ногами, а потом помчится прочь, и шляпа упадет с его рыжей головы и свалится прямо в навозную кучу!
— Почему не ешь? — обеспокоенно спросила Марта. — Невкусно? Я ни свет ни заря встала, сходила на маслобойню к Беккеру, потом в булочную у аптеки, все ноги избегала, и вот тебе благодарность. Барышня изволят капризничать.
— Почему на маслобойню к Беккеру? — машинально спросила я, думая о своем. — Почему не купила масло у твоей кузины, как всегда?
— Потому что закрыли ее маслобойню по приказу нового наместника, вот почему, — ответила Марта, гремя тарелками и стремительно багровея от гнева. — Железный Полковник заявился к ней вчера после обеда вместе с податным инспектором, провел ревизию и сказал, она, видите ли, с налогами жульничает! Выписал штраф, а заведение опечатал до суда.
