Я вижу образ тонкий, как резной,
И прядь волос на солнце золотится…
Ее глаза, как крокусы весной,
Их глубину чуть прятали ресницы.
Шелк снежно-белый с ниткой голубой
Все обнимал опущенные плечи,
Во взгляде отражался крик немой!
Но в городе блуждал усталый вечер.
Она не слышит больше добрых слов,
Не видит восхищения прохожих:
Оно острее лезвий и шипов,
Ее не греет больше день погожий.
Перед глазами на бумаге… (стон,
Ведь стало ей опять темно и душно),
Тот приговор, что грянул будто гром,
Подписанный врачами равнодушно.
«Обречена! Обречена собой!» —
Звучит безумно, в мыслях застывая,
А думала, что если молодой,
Жить можно, все на свете забывая:
Очередной бокал лишь освежал,
И сигарета модною казалась…
А вечер в светомузыке сгорал,
Там ни о чем никто не размышлял,
Беды еще ни с кем не приключалось.
«Вот и со мной не будет ничего!» —
Родителям со смехом заявила…
«Вернуться б на минутку, до того,
На миг один… Я все бы изменила!»
Вот незнакомец розовый букет
Несет любимой – пахнущий и летний,
Уже разлил пурпурно-алый свет
Закат июльский… Может быть, последний?
Малыш какой-то мчится наугад:
«Вы не хотите порезвиться с нами?»
А в сердце боль, похожая на ад:
Ей никогда никто не скажет «Мама»…
И отшатнулась. Шутки и молва…
Куда бежать? Домой? Домой не надо!
Разве найти для матери слова,
Чтобы сказать убийственную правду?
В отчаянье рванулась в темноту,
И не одна, мигнув, витрина скрылась,
Она летела в пропасть, в пустоту,
Но почему-то вдруг остановилась.
Ах, кружева! Ажурная фата.
И продавец приветливая к месту…
Ей вспомнились все свадьбы – как тогда
Она мечтала тоже стать невестой…
Ресницы опустила, побрела.
Дойдет до края и назад вернется…
Спаси ее! От гибели, от зла,
И для нее пускай восходит солнце!
Как это сделать? Лишь не забывай.
Жизнь выбирай, соблазны отметая!
Ведь молодость цветущая, как рай,
И только раз придет любовь святая.
Все для тебя! Бог щедро даровал
Все, чтобы счастье было без порока,
Чтоб ты любил, творил, благословлял
Под небом этим – чистым и высоким.
