Я хорошо помню, как впервые увидела женщину с желтым лицом.
Зимнее утро было таким же как в детстве – темным, холодным и тихим, и только суетливая мама разбавляла эту мерзлую тишину своими торопливыми замечаниями, собирая меня в школу. Так и сейчас, с трудом поднявшись с кровати и направив резкий свет настольной лампы себе в лицо, я сонно водила кистью по щекам. Вокруг темнота, за окном уныло выл ветер, и лишь тишина звенела в моей одинокой комнате. Я заранее ненавидела тот день: полночи пришлось потратить на макет старинной усадьбы, который стоял сейчас в желтом свете лампы, горделиво выставив свой красный мезонин и маленькое уродливое крыльцо. Мой преподаватель, такой же старый и претенциозный, как этот терем, уже не так радовался творческим изысканиям своих самых талантливых студентов.
Я сосредоточенно выводила стрелку на верхнем веке. Ужасно хотелось моргнуть, но я упорно смотрела на свое отражение. Ничего, сегодня мы сдадим этот дурацкий терем и как следует выспимся. Ветер на минуту стих, и за моей головой что-то промелькнуло. Сквозняк, подумала я, и повернула зеркало к другой стороне лица. Из-за спины на меня смотрела женщина. Она стояла вдалеке у самой стены, одетая во все черное, и лицо у нее было горчично-желтое, как маска. Руки смиренно сложены, неясный и скучающий взгляд был направлен прямо на меня. Я вскрикнула и положила зеркало плашмя, резко обернувшись. Комната была так же пуста и холодна, и только заунывный ветер шевелил кружевные шторки. Я оглянулась, но не сдвинулась с места. Первые лучи тусклого зимнего дня просачивались в мою комнату, и в полной тишине я погасила лампу.
Так я впервые увидела женщину с желтым лицом.
Я объяснила этот мираж своим недосыпом. Сложно сохранять ясность ума, пока стремишься успеть все и сразу. Учеба с ее бесконечными макетами, расчетами и кислыми лицами преподавателей давно стала рутиной. Так я и создавала лучшие годы своей жизни – ночами клеила макеты под желтым светом лампы, а утром несла их, словно на суд, в университет. И в конце концов, все эти цветастые усадьбы, мезонины, фонтаны были никому не нужны – ни их бедному создателю, ни уставшим учителям. «Неровный пожарный выход вы придумали, переделывайте,» – отзывались они, протягивая мне самый большой макет многоэтажного дома. «Отлично, весьма изящно и точно,» – говорили они, любуясь моим несчастным теремом. В любом случае, бумажные дома летели в мусорную корзину один за одним, и только желтая лампа продолжала гореть, молчаливый свидетель рождения новых домов, которые появлялись им на смену.
