– Всё начиналась так хорошо… – произнесла женщина печально. Она замолчала, глядя в окно под перестук колёс – там, в осеннем небе, сгущались тучи. Пунктирами и точками фонарей вдоль железной дороги жизнь выбивала свой бесконечный роман. И отблески огней, словно чьи-то судьбы, исчезали во мраке прошлого.
Я тоже молчала, видя, как её лицо отражает борьбу чувств. Но была не в праве что-то говорить, если человек не желает продолжить сам. Равномерный звук колёс умиротворённо совпадал с ритмом наших сердец: тада-тадах, тада- тадах, тада- тадах …
Мы сидели в купе скорого поезда, который два часа назад отошёл с Павелецкого вокзала. Моей попутчицей была дама в уже солидном возрасте. Модно одетая брюнетка в синем брючном костюме, с красивым маникюром и причёской «а-ля мальчик» выглядела ухоженно. Сразу угадывалось: деньжата у неё водятся. Так и оказалось – она работала товароведом, ездила в Москву по вопросу закупок продуктов для крупной фирмы.
Попутчица вела себя непринуждённо, как все обеспеченные люди:
– Зовите меня просто Ольгой.
И тут же добавила:
– Хотя на работе я, разумеется, для всех Ольга Борисовна.
Каждая из нас занялась обычной суетой после отхода поезда от перрона: рассовывали вещи, переодевались в преддверии сна, выкладывали на стол снедь. Наконец, мы со всем разобрались и сели поужинать.
Ольга достала коньяк «Саят Нова»:
– Может быть, чуть пригубим?
Я заколебалась. На аферистку она не тянула, но мало ли что! Убедила лишь полная бутылка с запечатанной пробкой. Кивнула в знак согласия и достала любимую шоколадку «Алёнка».
Мы поели, чуть выпили и, как водится, потянуло на разговор. Ведь в дороге часто возникает та проникновенная атмосфера, когда хочется излить всё накопившееся в душе. И не боишься поделиться тем, что не расскажешь в иной ситуации даже близкому человеку. Всё как бы в секрете, ибо наутро расстанетесь навсегда со случайным пассажиром.
Правда, меня смущало одна пикантная деталь в попутчице. Чуть расширенные глаза Ольги отражали некую печать страха. Я никогда ни с чем подобным не сталкивалась! Повторюсь, она вела себя совершенно непринуждённо. Но её взгляд и ещё едва заметные штришки на лице не имели той спокойной нормальности, к которой мы возвращаемся после любого взрыва чувств – радости, горя или восхищения. За этим, без сомнения, скрывалась тайна.
Мы поделились впечатлениями о столичной жизни, кто и что успел посетить, увидеть. Я кратко поведала, что была в гостях у сыновей, которые давно перебрались в Москву. Дети уже несколько лет как обустроились там, обзавелись семьями, имели работу. То есть вполне обходились без меня. Зато моё сердце это тяготило.
– Такова материнская доля, – вздохнула Ольга. – Ты хотя бы иногда можешь свидеться. А я выдала дочь за англичанина. Они познакомились через интернет. Теперь живут аж в Уэльсе! Собираюсь летом их посетить, как закончится напасть с ковидом.
Тут же, без перехода, поинтересовалась:
– Как на личном фронте?
У меня не было особого желания откровенничать, хотя и быть невежливой не хотелось. Постаралась быть краткой:
– Есть, как говорят, бой-френд. Живём уже шесть лет вместе.
– Нормальный мужик?
– Вроде, да. Если признаться, как на духу, сама не знаю. Скажем так: меня устраивает. Гирька со словом «нра» перевешивает гирьку со словами «не нра». Сошлись поздно, и реально понимаю – мой идеал давно мимо проскакал! Даже если не всё устраивает, что делать – жить бобылкой? Лишь бы человек был хороший. Притёрлись уже.
Я понимала, что собеседница сомневалась, сто̀ит ли мне открываться? Мы опорожнили уже полбутылки. Наступил момент, когда пассажиры либо ложатся спать, либо заговаривают о самом сокровенном. Стук колёс всё отдавался на перегонах: тада-тадах, тада- тадах, тада- тадах…
– Я уже давно одна, – губки попутчицы скривились месяцем вниз. – И даже сама не пойму – то ли нет подходящих кандидатов, то ли я просто уже не доверяю мужикам. Да и поздно, видно, искать.
– Ну, любовь-то была, как у всех? – прощупала я почву.
– Любовь? Из-за давности лет не уверена, была ли, – ответила Ольга. Она смотрела куда-то сквозь точку в моём лбу и далее уже за затылком. Меня аж слегка передёрнуло.
– Я считала главным в отношениях – желание опекать того мужчину, с которым сошлась, – продолжила попутчица. – Родилась с геном Матери Терезы – вечно всем помогать! С детства бегала за молоком и хлебом для дедушки-бабушки: «Они старенькие, им трудно выйти на улицу». И не могу иначе. Ты не против выслушать меня?
Я доброжелательно улыбнулась:
– Рассказывайте.
Мне уже расхотелось спать. История, услышанная мной, была действительно поразительна.
***
– Всё начиналась так хорошо… – произнесла Ольга. – Когда-то, ещё двадцатилетней девушкой, я развелась. И, по-моему, не зря пессимисты мрачно шутят, что регистрацию правильно называют словом «брак». Поверишь, супруг измучил бесконечными пьянками и сволочным характером. Тогда думала, что после двухлетнего кошмара никогда уже не выйду вновь замуж. – Она заговорила более цветисто. Воистину, коньяк творил чудеса, превратив её в великолепную собеседницу. Я заподозрила, что она из тех дам, которые любят ходить с возрастом по всяким музеям и культурным презентациям. – Но душу человеческую, как щепку, вечно кидает в бурном потоке от берега к берегу! Разве не стремишься, обжёгшись единожды в пламени, опять искать единственную душу, чтобы не чувствовать себя одинокой в холодном мире? И жизнь вновь играет красками, вновь вырастают ангельские крылья. Обретаешь маленький, но сокровенный смысл, радуешься, что не всё так плохо. Иначе какая ты женщина, если в твоей любви никто не нуждается? Вон учёные выяснили, что наше существование заключается в поиске удовольствия, доставляющего радость. А та радость – в нормальной семье, и ничего тут изменить нельзя.
Где-то через полтора года встретила того самого, неповторимого… И даже не верилось в собственное счастье. Эх, зачем вы, девушки, красивых любите?.. – Ольга вздохнула с грустной улыбкой, лицо озарилось приятными воспоминаниями, голос потеплел. – Он был ну-у… Почти настоящим воплощением лучших качеств, как представлялось. Познакомились на пляже, куда меня вывезли коллеги после депрессии. Да, не совсем фотомодель с глянцевой обложки, астеничного типа блондин тридцати лет с шевелюрой до плеч. Игнат закончил «Плешку» и вернулся в Волгоград, сразу попал Росхозторг, где работала я. Он был невероятно умён. Да если бы только это! Он писал безумно красивые стихи. Безумно красивые… Правда, в хитросплетениях его строк порой было трудно понять, что же конкретно хотел выразить. Почти как в песенке: непонятны, но занятны и умны его ассоциативные блины! Зато чёртов поэт умудрялся красивостью фраз завораживать любого слушателя. Девушки реально млели от его шарма, он гипнотизировал их словесами и эмоциями. И ещё Игнат великолепно играл на гитаре. Так скажи, какая почитательница таланта устоит перед зовущими стонами романтичного инструмента? Но этот мачо выбрал именно меня. И я была не на седьмом, а на десятом небе от счастья! Наш роман начал стремительно развиваться.