«Женщины без мужчин» – культовый роман иранской писательницы Шахрнуш Парсипур, впервые опубликованный в 1989 г. и перевернувший немало судеб.
Истории нескольких женщин: Махдохт, Фаезэ, Мунэс, Фаррох-Лаги и Заррин-Колах – переплетаются друг с другом, превращаясь в громкий протест против положения женщины в Иране. Впрочем, жизнь самой Парсипур, отважной, отчаянной и свободолюбивой – сплошной протест.
Она родилась в 1946 г. в Тегеране. В шестнадцать лет начала писать рассказы. Выучилась на социолога. Работала на национальном телевидении в программе о сельских женщинах. В 1974 г. уволилась, выступив против казни иранских поэтов и журналистов, в частности, Хосрова Гольсорхи и Керамата Данешияна. Её первое тюремное заключение продлилось пятьдесят четыре дня.
Второе стало результатом недоразумения: в багажнике машины, в которой она ехала с матерью, при случайном обыске обнаружился чемодан, битком набитый политическими изданиями самой разной направленности. Книги принадлежали брату Шахрнуш – он собирал их из интереса как ценные источники по новейшей истории Ирана.
То был август 1981 г. На этот раз Шахрнуш, уже известная читателям своим романом «Собака и долгая зима», провела в тюрьме четыре года, семь месяцев и семь дней. Много лет спустя она опишет свои злоключения в «Тюремных мемуарах».
Издатели неохотно печатали произведения только что вышедшей из-за решётки писательницы. Роман «Женщины без мужчин» она принесла Мохаммаду Резе Аслани, поэту, кинорежиссёру и основателю знаменитого издательства «Ногрэ».
Аслани вспоминает: «Начало 1989 г. Шахрнуш показала мне свою последнюю работу. Минималистический экспрессионизм, живописность, чистейшая структура, сжатость, реализм на грани магического, очень сильное высказывание голосом женщины. По тем временам мало кто мог себе позволить такую свободу.
Тогда цензура была будь здоров. Вырезались такие слова, как «вино», «поцелуй», «грудь» и прочее. Порой до смешного доходило. Например, «арак» (на фарси не только «водка», но ещё и «пот» – прим. пер.) автоматически заменялось в тексте на «шербет», и в результате словосочетание «бросало в пот» превращалось в «бросало в шербет», а «на лбу пот проступил» в «на лбу шербет проступил». Но роман Шахрнуш мне очень полюбился, и я согласился напечатать его. Очень переживал, что он не получит разрешения Министерства культуры и исламской ориентации, в миру – Цензурного комитета. Собственноручно подчеркнув все «опасные» места в тексте, мы вместе с Шахрнуш что-то подправили, где-то перефразировали. Какова же была моя радость, когда спустя месяцы ожидания разрешение нам всё-таки дали! Спасибо тамошнему чиновнику по фамилии Фаррохзад. Он там был как белая ворона: миниатюрный и воспитанный, немного даже знал что-то о литературе. Так вот, этот Фаррохзад сам подошёл ко мне в коридоре и спросил: «Почему вы до сих пор не издали «Женщин без мужчин»? Прекрасный роман, мы даём добро».
Летом 1989 г. мы напечатали первые пять тысяч экземпляров. Меньше чем за месяц весь тираж был раскуплен. Разразился скандал. Появились разгромные статьи в газетах. Успех книги не давал многим покоя. К тому же, к Шахрнуш, успевшей дважды побывать в тюрьме, относились с особенной настороженностью.
Книгу отправили на экспертизу в Кум1 – невиданное дело, кто там станет романы читать? Мы тем временем напечатали второй тираж: вторые пять тысяч. Он тоже почти полностью ушёл. Правда, вскоре на книжный магазин «Ногрэ» налетели стражи Комитета по поощрению добродетели и удержанию от порока (чудное название), чтобы изъять все оставшиеся экземпляры «Женщин без мужчин». Несколько грозного вида молодцев окружили меня: «Зачем издали эту книгу?» Я их выпроводил. Через три дня за мной приехал «Пейкан» – забирать. Повезли в отделение округа Кейтарие. К моему ужасу, там уже сидела Шахрнуш. Думаю, господи, она же только-только на свободу вышла, что с ней теперь будет?
После допроса нас посадили, там же, почему-то в секторе для наркоманов и наркоторговцев. Сообщили, что на нас поступила жалоба. Мне даже показали ту записку: кто-то корявым, как у второклассника, почерком, вознегодовал, что книга «Женщины без мужчин» противоречит нравственным канонам Ислама.
Ещё через три дня нас погрузили в машину и повезли в суд. Шахрнуш напротив меня, в чадре, чёрная от горя.
Суд – один мулла сидит. Без свидетелей, без адвокатов. «Зачем издали?»
Говорю: «У меня есть разрешение».
А в те годы Министерство культуры и исламской ориентации никаких справок, свидетельств или письменных разрешений на руки не выдавало – чтобы документальных подтверждений существования цензуры в стране не было. Как получалось разрешение? Текст сдавался, через какое-то время издателя вызывали, сообщали ему, что должно быть изменено. Согласно указаниям, текст исправлялся, и, когда, опять же, на словах давали добро, книгу печатали. Затем три экземпляра нужно было сдать в Министерство, и они за эти три экземпляра выдавали некий товарный чек – мол, нами получено столько-то книг такого-то названия, такого-то автора. В культурно-образовательных целях. Этот товарный чек и считался разрешением на распространение книги.
Я и предъявил судье этот чек. Он говорит, это чек на три книги, это не разрешение. То есть притворился, что не знает, как всё устроено или, может, на самом деле понятия не имел – настолько был далёк от книгоиздательского мира. Сказал, того чиновника Фаррохзада тоже задержали, лишили работы.
Между мной и судьёй произошла перепалка.
Судья: «Где его книжный магазин? Закрыть!» – и составил ордер.
В КПЗ мы с Шахрнуш провели порядка двух недель. Потом нас отвезли в тюрьму Каср.
На второй суд нас доставили в грузовике для перевозки мяса.
Я ждал смертного приговора – тогда это было общим местом, то и дело доходили слухи о пропавших без вести писателях, журналистах, издателях. В том же году началась пора печально известных цепных убийств2.
В тюрьме я провёл около месяца. Первые пять дней голодал, потому что заключённым выносили один на всех таз плова и есть нужно было без приборов, зачерпывая руками. Я не мог себя заставить. Потом кто-то из надзирателей сжалился и принёс мне тарелку с щербатыми краями.
Неожиданно по телевидению объявили о конце ирано-иракской войны3. Ирану было важно завоевать уважение перед мировым сообществом. Многих деятелей культуры, сидящих за решёткой, освободили.
Шахрнуш, однако, опять не повезло. На выходе из тюрьмы она повздорила с охранницей, которая её обыскивала (у Шахрнуш при себе были обнаружены записи, черновики, и та дама порвала их). Шахрнуш вернули в камеру, и она провела там ещё полгода, отчаянно демонстрируя, как можно быть свободной в несвободе. Она молилась на фарси, а не на арабском, к тому же, без чадры и не покрыв голову платком, повернувшись не в сторону киблы, а в любую сторону, заявляя, что её кибла всюду. Из-за таких причуд ей не раз прибавляли срок.
