Жука Жукова, Роберт Мамиконян - Женская дружба и другие вымышленные существа

В модном кафе в одном не очень модном городке собрались модные подруги. Они пили огуречный смузи; каждая из четырёх модниц постоянно обновляла ленту в Инстаграме и через Вотсап управляла миром. Ах да, забыл, ещё они общались. Со стороны общение выглядело так: все сидели, уткнувшись в телефоны. Потом одна произносила фразу, не отрываясь от экрана смартфона. Повисала пауза, было слышно только постукивание укреплённым гелем ноготков по зеркальному пластику. Потом говорила другая. Ещё они периодически фоткались и заливали фотку с хештегом #лучшиеподруги.

– У Светланы ДР в субботу. Что дарить будем?

Открыв в субботу свой блог, Светлана удивилась: число её подписчиков было три миллиона сорок девять человек. Она почувствовала себя почти Бейонсе. В голове роились мысли снять новое видео. Нет, лучше три! Она быстро забегала по квартире, готовясь к съёмке. Сегодня она будет рисовать на ногтях ананасы. И парусники. В комментах под недавним видео новый подписчик из Пакистана написал:

– Nice video. Do you want to suck my big dick?

Потом в личку пришло сообщение от подруги:

– С ДР, Света! Три млн!!!!! Обалдеть!!!!! Не останавливайся на достигнутом! Люди начали ценить твоё творчество!

«Особенно пакистанцы», – подумала Светлана. Ей всё стало ясно. Она удалила свой аккаунт в Инстаграме, нашла старую санитарную книжку и пошла на рынок. Её взяли работать продавцом арбузов армянские ребята русского происхождения. Их прилавок стоял напротив прилавка с помидорами.

У каждого есть красивый друг. У меня тоже. Не то чтобы я считаю себя уродом, хотя… Я встретил его случайно, возвращаясь в офис. Он шёл навстречу и, увидев меня, заулыбался своей красивой улыбкой. Я ему в ответ – своей обычной. В красивом друге идеально всё. А лоб, какой красивый был у него лоб! Я не выдержал и спросил: «Таких красивых лбов, как у тебя, никогда не видел. Ты кремом пользуешься?» Была весна, и на моих штанинах предательски проступала грязь от луж, слякоти, да просто от весны. Моего же красивого друга грязь боялась, что ли. Ни одной грязинки! Природа бережёт его? В общем, произошла встреча свиньи и Аполлона. Было бы здорово, если бы природа компенсировала красоту умом. Ну, то есть мы встретились бы с ним, и он начал бы пускать пузыри, попросил жвачку, которую я жую, занял бы тридцать рублей и побежал искать батуты. Но нет! Чёрт возьми, у него же и мысли красивые. Мы простояли двадцать минут на холоде, обсуждая равномерность развития Америки с момента её открытия Колумбом, затем опять-таки он, не я, предложил переместиться в кафе и не мёрзнуть. Красивая же мысль!

По дороге в кафе мы встретили моих коллег женского пола, и все, увидев меня с ним, так улыбались, что я думал, лицо себе порвут. Обычно со мной даже здоровались редко, и вдруг у нас с ними какие-то общие дела появились. Разговаривали со мной, а косились на него.

Мы зашли в кафе и сняли верхнюю одежду. Блин, Аполлон плюс ко всему оказался перекачанным брюнетом. Реальный эффект магнита! Он притягивал взгляды всех женщин в этом кафе. Потом взгляды переводили на мой сломанный нос и трезвели, потом на него – и опять шот залпом и эйфория.

Я хожу в это кафе уже четыре года, и никогда – слышите, никогда! – женщина на раздаче не то чтобы поздоровалась, даже не взглянула на меня. И вдруг она выбежала из своего замка поварёшек и кастрюль, когда Аполлон спросил, где можно налить американо. Как выяснилось, она не одна там работала. Выбежали сразу четыре женщины, уговаривая моего сопровождающего попробовать американо с корицей. Я вспомнил, как когда-то спросил, где здесь можно налить кипятка? Мне ответили, что в туалете есть кран с горячей водой. А тут, блин, с корицей… Команда женщин – мне кажется, выбежала даже директор – рассказывала про уникальные блюда, которые Аполлон обязан попробовать. Я бы не удивился, если бы к моменту оплаты за нашим столом сидели все работники заведения, а директор устроилась бы на коленях у моего друга.

Мы сели за стол. Начали есть. Казалось, что мир вокруг остановился, и все наблюдали, как мой красивый друг красиво двигает челюстями, поедая некрасивый холодец. Как эпично – красота поедала некрасоту. Я подумал, что ещё чуть-чуть – и он начал бы есть мой нос под аплодисменты рядом сидящих. Потом ему позвонили, он сказал, что ему пора, и ушёл. Я остался один, за секунду лишившись внимания окружающих; мне стало ужасно холодно. К моему столику подошёл коллега-программист с ужасно некрасивым лицом и ушами, как у слона. Спросил, можно ли ему ко мне присоединиться. Я кивнул. Он, не отрываясь, смотрел на мои жующие скулы и по сторонам. Затем уставился мне чуть выше глаз, долго молчал и спросил: «Я таких красивых лбов, как у тебя, никогда не видел. Ты кремом пользуешься?»

Они были лучшими подружками. Сблизились в университете на первом курсе, а дальше пошло-поехало. Куда бы они ни направлялись, что бы ни делали, всегда были вместе. И так получилось, что через пятнадцать лет одна начинала свой день с пробежки по утреннему Антверпену, а вторая – с приготовления гречневого супа. Если у одной самым ярким событием недели была постановка спектакля для глухонемых в том самом Антверпене, у второй – покупка шампуня для собаки.

Да, она завела собаку, чтобы хоть как-то скрыть одиночество. Чтобы, когда накатывало, и мысли о собственной никчёмности становились непереносимы, поводок натягивался, мышцы руки напрягались и кусок кожи да шерсти куда-то её вёл. Не было до конца понятно, кто кого выгуливал. На последнем курсе она, назовём её Подруга номер два, встретила того самого, вышла замуж, родила. Муж работал вахтовым методом: три недели – там, неделю – здесь. Но для неё он пропал в тот самый момент, когда уехал в первый раз.

Подруга номер один поняла, что надевать оковы замужества ей ни к чему. А может, никто не предлагал – давно это было. Она решила делать то, что хочется. Поехала в Петербург поступать на актёрское отделение и не совсем поступила. Вернее так: стала учиться на театрального критика. Не совсем, конечно, то, что она хотела, но сойдёт. Лучше, чем гнить в семейном пространстве.

Она читала миллионы пьес, романов, стихов и понимала, что девяносто процентов прочитанного посвящается взаимоотношениям мужчины и женщины. Девяносто! Она начала сопротивляться этой цифре. Её приглашали на свидания – она соглашалась, делала минет в туалете приглашавшему, и больше они не виделись. Потом стала отказываться. Ей предложили написать небольшую пьесу – она написала. И понеслось. Она была в пуле творческих маргиналов Петербурга. До тридцати это казалось интересным: чтение стихов голыми, тантрический секс вшестером, бэд трипы с грибами, ночные разговоры о философии, но затем потянуло на покой.