Над дверью в операционную горит свет. «Не входить. Идет операция». Медицинский персонал собирается провести кесарево сечение роженице. Тишину и негромкие переговоры нарушает анестезиолог:
– Борисенко, руку!
Резкое обращение будоражит роженицу Нину Борисенко. Лежа на операционном столе, она вдруг вспоминает угрозы врачей о том, что Нине нужно писать завещание, потому что имея в анамнезе миому матки, она вряд ли выживет во время родов, либо останется кто-то один: либо ребенок, либо его мать.
Нина протягивает руку. Врач быстрыми движениями обрабатывает спиртом место для ввода иглы, обращается к пациентке, чтобы понимать, когда та уйдет в сон:
– Это первый ребенок?
– Нет.
– Кто еще есть?
– Сын Андрей. И дочь Света.
– Получается на подходе третий?
– Получается да…
– Сколько уже детям?
Нина хочет ответить, но всхлипывает от укола. Анестезиолог вводит наркоз. Нина понимает, что скоро провалится в сон и больше от нее ничего не зависит. Проснется ли она? Выживет ли ребенок?
– Так сколько уже им? – повторяет вопрос врач.
– Сыну семнадцать. А дочери… Дочери… Пятнадцать.
Нина сама удивляется, что с трудом вспоминает возраст Светы. Все дело в наркозе, распространяющемся по венам мгновенно.
– Совсем уже взрослые ребята, – продолжает бодрый голос врача. – Дочка, наверняка, сестренку просит?
– Да.
– А сын братишку?
Нина слабо улыбается, уже теряя нить разговора.
– А ты кого хочешь? – проверяет внимание пациентки врач.
Нина не отвечает.
– Мальчика? Девочку? – словно из толщи воды слышится последний вопрос анестезиолога.
– Я… – не успевает ответить Нина и проваливается в сон.
Последнее, что Нина видит, это тускнеющий свет от ламп над операционным столом. А дальше темнота.
Нина проснулась в реанимации. Любое малейшее движение отзывалось жуткой болью в теле. Особенно остро болели голова и живот. В момент родов состояние пациентки резко ухудшилось. Все время, пока Нина была без сознания, врачи боролись за ее жизнь. Старания врачей увенчались успехом, Андрей и Света не остались сиротами.
Первый вопрос, который Нина задала врачам, что с ребенком? Жив ли он?
– Жива, – немногословно ответили ей.
– Девочка, – улыбнулась Нина.
Врачи тогда отвели взгляд и больше ничего не добавили. Нина была еще слишком слаба.
Был июль. Стояли жаркие, самые желанные всеми нижнекамцами дни и ночи. В окно заманчиво светило солнце. До палаты из открытой форточки долетал сухой, теплый аромат лета, пронизанного нотками цветов, деревьев, что росли поблизости, и скошенной травы. За территорией больницы следили исправно. Нина вслушивалась в суету горожан, спешащих по своим делам мимо больницы, точно муравьи. Гудки, рев моторов, детский смех. Она тешила себя надеждой, что в скором времени возьмет на руки новорожденную дочь, выпишется из больницы и вновь встанет в ряды обычных жителей Нижнекамска. Жизнь ее захватит в водоворот пеленок, распашонок, пустышек и погремушек. Ведь так уже было не раз. Нина – опытная мать. Все у нее получится и в третий раз.
Долгожданный миг наступил. Нине принесли дочь на первое кормление. Осторожно положили рядом. Мать преисполнилась радости. Рядом с ней сопит чудо в пеленке – ее доченька.
– Какая же ты крохотная, радость моя! Неужели и Светка с Андреем были такими же? Сколько лет прошло с их рождения, видимо я и подзабыла.
Глаза девочки были сомкнуты, однако, спокойное лицо девочки озарила улыбка. «Может ей снится молоко? А может она услышала знакомый голос сквозь сон?» – гадала Нина. Первое кормление, хоть и с непривычки, прошло хорошо. Девочку унесли. С кипой документов в руках, зашла врач, сопровождавшая беременность и роды. Женщина резкая и немногословная.
– Покормили? – строго спросила она.
Нина кивнула. Все внутри нее похолодело. Нина не могла понять, то ли акушер-гинеколог пугала ее, то ли вызывала уважение. А может и то, и другое.
– Мне нужно с вами серьезно поговорить.
Сердце Нины почуяло неладное.
– Нина, я не привыкла ходить вокруг да около, поэтому скажу вам прямо. Плод появился на свет с большими отклонениями.
«Не плод, а ребенок», – мысленно поправила Нина, вслух же переспросила:
– С отклонениями?
– Да. Сердце очень слабое. Мы провели необходимые исследования. – Врач достала из кипы бумаг исписанный лист. – Значит, смотрите. У новорожденной триада Фалло, выраженный стеноз легочной артерии, гипертрофия правого желудочка, дефект межпредсердной перегородки. Субаортальный перимембранозный ДМЖП, открытый артериальный проток. Митральная регургитация 2 степени, трехстворчатая регургитация 1—2 степени.
Нина не могла понять, относятся ли все эти научные слова только к ее дочери, или врач, перепутав, прошлась уже по всем пациентам родильного отделения. Голова шла кругом. Она попыталась привстать с постели, но резкая боль внизу живота заставила ее скривиться. Нина зажмурилась, выдохнула, чтобы унять боль и ответила с закрытыми глазами.
– Ничего не понимаю… Я впервые сталкиваюсь с такими диагнозами.
– Оно и понятно, что не сталкивались. С таким внушительным списком болезней долго не живут, уж поверьте мне.
– Не живут? – чуть дыша, переспросила Нина. – То есть вы хотите сказать, что моя дочка… – запнулась она. Слово «умрет» застряло где-то в горле, не давая сделать вдох, и больно сдавило всем своим весом материнское сердце. На глазах выступили слезы. Она пять минут назад впервые увидела дочь. Нина даже не успела ею вдоволь налюбоваться. И ей придется проститься с малышкой?
– Значит так. Я не утверждаю, что это произойдет прямо сейчас. Но большинство больных не доживают даже до трехлетнего возраста. В вашем положении будет лучше, если вы оставите ее здесь.
Нина еще не оправилась от первого шока, как вторая волна отчаяния накрыла с головой.
– Вы хотите, чтобы я ее бросила?! Даже не попытавшись спасти? Она же жива! Дышит, ест, улыбается, я сама только что видела! – чересчур громко ответила Нина.
– Я понимаю, вам сейчас тяжело, – не унималась врач. – Вас саму только что пришлось доставать с того света. Я вас не тороплю. Тем более лежать вам здесь не меньше месяца. Вы еще успеете принять взвешенное решение.
С этими словами женщина в белом халате удалилась.
«Интересно, под этим халатом бьется живое сердце?» – мысленно задалась вопросом Нина. В голове отныне крутились обрывки впервые в жизни услышанных диагнозов: «Фалло», «стеноз», «межпредсердные пергородки»…
Время шло. Нина хоть и медленно, но восстанавливалась. Все это время новорожденную приносили только на кормление. Может врачи боялись, что иначе мать чересчур привяжется к младенцу? В любом случае Нина уже могла самостоятельно передвигаться, а значит ухаживать за ребенком. И да, мнения она своего не поменяла.