Она очень боялась проверки документов.
Но старый мент с нашей стороны ничего не читал; небрежно, словно сдавая карты, он перебрасывал бумажки дальше по столу «ихнему» молоденькому полисмену. Заявление, виза, выписка из трудовой, справка с работы, из собеса, согласие ближайших родственников, медицинская справка одна, другая, десятая, свидетельство о браке, свидетельство о смерти. Только паспорт продержал в руках целую минуту, и то изучая не данные, а фотографию. На той первой фотке двенадцатилетней давности Вика была круглолицая, как матрешка, с длинными волосами и неудержимым взрывом смеха в уголках серьезных губ.
– Рожать потом нельзя, тебе говорили? – сурово спросил он.
– Да, конечно.
– «Даканешна»! – передразнил мент. – Все вы, дуры, всё знаете, а потом как стрельнет… Чтоб не сомневалась: нельзя.
– У меня есть сын, восемь лет, – терпеливо пояснила Вика. – Я не собираюсь больше рожать.
Старикан перепроверил, заглянув в конец паспорта. Вздохнул:
– Так тебе, считай, повезло. И какого ты сюда приперлась? Проходи.
Она прошла за плексигласовую перегородку. Полисмен широко улыбнулся и вернул ей документы аккуратной стопочкой. В ровнозубой киношной улыбке чувствовался подвох, и Вика вздрогнула, когда юноша ни с того ни с сего ее окликнул.
Сообщил с жутким акцентом, сверкая зубами на весь КПП:
– Виктори – значит «победа».
* * *
Броневик подали к самому выходу, дверь в дверь. Вряд ли тут уже фонит – наверное, из соображений секретности, подумала Вика. Поверх зеленоватой брони она успела увидеть чахлое деревце посреди бетонного двора и трех мужчин в полицейских форменных сорочках с закатанными по локоть рукавами. Там, где хоть чуть-чуть фонит, «ихние» так не ходят. Надо было завербоваться шпионкой, усмехнулась она. Уж точно было бы меньше мороки со всеми этими справками…
Водитель держался безукоризненно вежливо, даже немножко подобострастно, и она прикусила губу, остро почувствовав себя «почетной вдовой отважного Героя Сиюминутной войны, самоотверженного спасителя человечества». Так выразилась Маринка – еще тогда, пять лет назад. Когда Ф-зону в газетах называли просто зоной, никто не слышал об «ивашках», а «почетные вдовы» на торжественном вечере по случаю годовщины Вечного мира получили по гвоздике на длинном стебле, по маленькой коробочке с «ихним» крестом и по нашей грамоте о присвоении звания Героя формата А-4 без рамки.
Теперь Маринка тоже здесь. Вот бы ее найти. Нереально, конечно – за три дня…
Над головой у водителя горела тусклая лампочка. Окон в броневике не было – во всяком случае, так Вике показалось сначала. Через десять минут поездки, от нечего делать разглядывая салон, обитый мягким дерматином, она обнаружила по обеим его сторонам еле видимые овальные щели.
– Как только въедем в Ф-зону, откроем, – предупредил ее вопрос водитель. – Пока никак нельзя, извините.
Он говорил совсем без акцента. Неужели наш? Вика читала, что весь персонал Ф-зоны укомплектован исключительно «ихними». Наверное, просто способный к языкам.
Ей захотелось с ним поговорить.
– Вы давно здесь работаете?
– Три года, госпожа, – ответил он; по этому «госпожа» сразу стало ясно, что никакой он не наш. И больше ни единого слова.
– Скажите пожалуйста, те женщины… – она запнулась. Впрочем, если даже на КПП так халатно отнеслись к проверке документов, с чего это вдруг водитель станет пересказывать начальству разговор с клиенткой?
И потом, ни о чем таком она и не спросит.
– … те женщины, которые приезжают сюда с временной визой, как у меня… Они часто потом возвращаются с постоянной?
– Всегда.
Исчерпывающе. Переспрашивать было как-то неловко и вроде бы не имело смысла. И тем более Вика удивилась, когда после паузы он продолжил:
– Почти всегда. Конечно, бывает, что какая-нибудь не находит своего «ивашки». Если ее муж никогда не был здесь, а просто воспользовался шумихой, чтобы исчезнуть, и преспокойно поживает себе где-нибудь на побережье с мулаткой. Но это единичные случаи.
– А если…
Она прикусила язык. Вот уж о чем точно нельзя говорить.
– Я, кажется, сказал «ивашка», – спохватился водитель. – Простите, если это покоробило ваши чувства. Впредь я буду употреблять только общепринятый термин «фантом-отпечаток».
– Не покоробило, – успокоила его Вика.
Действительно, в его рафинированной речи это словечко – придуманное, разумеется, «ихними», – не несло ни малейшей пренебрежительной окраски. Если бы оно звучало так же в устах всех наших чиновников, которые… Ее передернуло. Впрочем, все это уже, слава Богу, позади.
– Ф-зона.
На ровный, будничный звук голоса наложилось шипение оконных заслонок, плавно отъехавших вбок. Как девчонка, стыдно, – успела подумать Вика, расплющивая нос о стекло. Хотя, собственно, почему?
Стекло было толстенное и не совсем прозрачное: наверное, с повышенной защитой. Город казался сквозь него мутным и заплаканным, будто во время дождя. Броневик проезжал окраинные улицы: аккуратные коттеджики, ровно подстриженные деревца. Навстречу попалась мусороуборочная машина – симпатичный броневичок с крутящимися щетками по периметру. Вслед за ней вручную наводили лоск двое дворников в защитных балахонах. Больше Вика не заметила ни одного человека; чего ты хочешь, полшестого утра.
– Долго еще ехать? – спросила она.
– Вас размещают в «Мемориале», это в самом центре. Один из лучших отелей города. Еще минут семь-восемь.
Вика кивнула, продолжая смотреть в окно. Впрочем, уже с некоторого расстояния.
Центр начался ненавязчиво: коттеджи подросли до каменных зданий, стройных и нарядных, с балкончиками, башенками и даже колоннами. Словно историческая часть европейской столицы, – причем не аляповатая подделка, а приличная, со вкусом выполненная стилизация. «Ихние» умеют. И не скажешь, что все это построено всего четыре года назад, сразу после первого описания в опять-таки «ихней» научной прессе феномена «ивашек».
Специально для таких, как она.
Броневик остановился – плавно, без толчка.
– Приехали, госпожа, – сказал водитель. – За вами на сиденье лежит защитный плащ. Нет, чуть левее. Нашли? Дойдете в нем до отеля, а там вам выдадут полный комплект специальной одежды. Я провожу.
Плащ, больше похожий на балахон, оказался великоват: его прозрачное «забрало» плохо совместилось с Викиным лицом, закрыв почти весь обзор. Она сумела рассмотреть только дорожную брусчатку под ногами, – надо же, а ехали будто по накатанному асфальту. Геометрические щелочки между камнями поблескивали: и вправду дождь?
Четыре семенящих шага вслепую, дверь с бронзовой ручкой. Одним движением водитель ухитрился и распахнуть тяжелую створку, и впихнуть Вику внутрь, и сдернуть с нее балахон, – именно в ту долю секунды, когда дверь вернулась на место.
