Вспоминая свою работу сельским ветеринаром в Ирландии, больше всего я скучаю по сияющей зелени, которая буквально обжигает глаза радостью. Зелени со вкусом дождя, опьяняющего наслаждением. Дождь в западной части Ирландии имеет другой вкус – словно у тебя пересохло в горле и Господь пролил воды Свои с небес прямо тебе в рот. В Западном Корке дождь приходит с Атлантики и льет с такой силой, что, когда я ехал на своей потрепанной и ржавой старенькой «мазде» на приличной скорости, дождь заливал ветровое стекло сплошным потоком и я прекрасно видел, куда еду, хотя дворники давно сломались. Мне приходилось открывать все окна, чтобы они не запотели, а на пассажирском сиденье всегда лежала стопка газет, чтобы вытирать стекла.
Тем утром тучи напоминали огромные комки мокрой ваты. Они буквально придавливали зелень деревьев и травы к земле, испещренной ручьями и озерцами. Радиосигнал на прибрежных горных дорогах был неважным, но у меня имелась кассетная магнитола, и сейчас я слушал Crazy в исполнении блестящего вокалиста Сила. «В мире, полном людей, лишь немногие хотят летать», – мурлыкал я себе под нос, проезжая один из множества поворотов на извилистой горной дороге. Петь или танцевать я не умею, но, сидя на потрепанном водительском сиденье с продавленными пружинами, я ухитрялся делать и то, и другое. Дождь лил стеной, поднимался туман, намокшие живые изгороди царапали ржавые бока моей желтой «мазды», на каждом ухабе машину обдавало водой. Я положил локоть на открытое окно: мне казалось, что я могу коснуться облачного одеяла, обнявшего это утро прохладным, влажным объятием. А потом какой-то небесный волшебник взмахнул палочкой, туман рассеялся, дождь прекратился, поднялось солнце, и передо мной, как шкатулка со сверкающими драгоценностями, распахнулась долина. Я с восхищением смотрел на роскошную радугу, которая медленно проявлялась на сияющем небе.
И тут я увидел его – маленького мальчика лет десяти, не больше. Он сидел на обочине дороги под большим деревом, и слезы текли по его лицу. Я остановился, вышел из машины, спросил, все ли с ним в порядке, а потом увидел, что на руках он держит маленького коричневого кролика. Мальчик ничего не говорил, лишь укачивал маленький пушистый комочек. Я повторил свой вопрос, но мальчик опять промолчал. Тогда я сел рядом с ним и долго сидел, глядя на него. Мне хотелось погладить кролика, обнять мальчика, но я сдержался. Мне было ясно: кролик умирает.
Наконец мальчик поднял на меня печальные большие глаза и спросил:
– Вы же ветеринар, правда?
Я кивнул.
– Вы можете его спасти?
Я покачал головой. Мальчик снова затих. Он печально склонился над своим умирающим другом и беззвучно заплакал.
Мы сидели молча. Капли дождя падали на нас с листьев дерева. Я не в первый и не в последний раз дивился величию всего, что меня окружало – краткосрочности и хрупкости нашего существования в этом мире. Я поднял глаза. Над нами высился каштан. Когда мне было столько же лет, сколько этому мальчику, я часто забирался на большой каштан в родительском саду, на котором мечтал о приключениях собственного супергероя – Ветмена. Я отправлял его во все концы земли спасать страдающих животных. Меня неожиданно охватила сильнейшая тоска: я понял собственное бессилие, ведь я не мог спасти кролика этого мальчика.
Я вырос на ферме, где прагматичное отношение к животным было нормой: мы жили рядом с ними, старались ухаживать за ними в меру сил, мы их убивали и ели. Кролики были сущим наказанием для фермеров: они поедали ценный урожай. Но для этого мальчика маленькое пушистое создание на руках было целым миром. Я знал это по собственному опыту: я сам заботился о мышах и котятах и часто сидел в темном амбаре, обнимая любимого пса Пирата и рассказывая ему свои истории. Мы с Пиратом были чужаками в обоих наших мирах. Такие души, как у нас с ним, связаны в жизни и смерти, болезни и здравии. Я видел в животных мыслящих существ – существ, которые чувствуют, мыслят и испытывают желания в точности как люди. А сейчас мы с мальчиком сидели у дороги, страдая от одинаковой внутренней боли и переживая общую безмолвную скорбь.
Я вспомнил морозную ночь 1978 года, когда мне было десять лет, и на залитом лунным светом поле я потерял своего первого пациента. Тогда я не сумел спасти ягненка на нашей ферме в Баллифине. Я чувствовал себя бесполезным и жалким. Прошло четырнадцать лет, и вот я сидел на холодном ветру рядом с мальчиком и его умирающим кроликом и испытывал те же чувства. Я десять лет учился, чтобы стать хирургом-ветеринаром, дал клятву заботиться обо всех животных, а сейчас мог сделать лишь одно – усыпить маленькое существо, чтобы оно больше не страдало. Так же, как в детстве, мне захотелось вырвать эту крошечную жизнь из лап смерти и вернуть надежду маленькому мальчику. Но я не мог. Даже если бы мог, делать этого не следовало. Еще на заре своей карьеры я убедился, что бывают случаи, когда ничего нельзя сделать.
После долгой паузы мальчик посмотрел на меня и спросил:
– Мистер, а что будет дальше?
Я помолчал, положил руку ему на плечо и сказал:
– Мне кажется, нам нужно помочь ему на этом пути… Верно?
Мальчик кивнул, но повторил свой вопрос:
– Но что будет дальше, мистер?
Я помедлил, не зная, что ответить, но потом наклонился вперед и прошептал:
– Ты хочешь знать, что будет после того как он уйдет?
Мальчик кивнул.
Этот вопрос. Что будет дальше? Я сидел под каштаном на склоне холма в Западном Корке, и маленький мальчик спрашивал меня о смысле всей нашей жизни.
В ветеринарной школе к таким вопросам не готовили. Что все это значит? Зачем все это? Для чего? Может быть, мальчик просто хотел знать, что делать с телом бедного кролика после эвтаназии, но в моей голове возникли все эти «большие вопросы». Ответов на них у меня не было, но я вдруг ощутил свою огромную ответственность: сказанное мной может навсегда изменить отношение этого мальчика к жизни и смерти.
Я по-прежнему не знал, что ответить. Я смотрел на прекрасную долину, реки, озера, деревья, горы. Солнце играло на поднимающемся тумане, постепенно скрывающем безмятежную, идиллическую картину. Я смотрел на далекую гору на горизонте, и тут мне в голову пришла мысль – ее принес дождь, вкус которого я чувствую и сегодня.