Мишку втащили с заломленными руками сначала в прихожую, а потом в комнату довольно просторную. Комната имела целых четыре окна и заставлена была антикварной, старинной мебелью. Стол на резных, изогнутых ножках с вензелями, стулья вокруг него из той же коллекции какого-нибудь мастера Брамса из Голландии. У одной из стен огромный кожаный диван с высоченной спинкой и круглыми валиками, рядом два кресла, такого же типа. Это то, что сразу бросилось Мишке в глаза, хоть он и был согнут практически пополам, с вывернутыми назад руками.
За столом, на одном из стульев, восседал мужчина. Именно «восседал» настолько он соответствовал интерьеру. Шляпа с широкими полями, надвинутая на самые брови и смокинг, с широким вырезом на груди, белоснежнейшей рубашкой и галстуком «бабочка», придавали «восседающему» непередаваемый шарм.
– Вот, привели, как вы сказали, уважаемый. Все волос целый,– Кавказец подошел к столу и положил на него «макар».– Вот его. Сапсем дурак, даже не зарядил, и с собой обойма нет,– «макар» со стуком лег на столешницу. Сидящий за столом небрежно отодвинул от себя пистолет и произнес бархатным баритоном.
– Пистолетик, значит, с собой прихватил, в этот раз? А в прошлый раз, чем руки поотрубал соратникам?
– Э-э-э!! Как руки отрубил?– удивился кавказец.– Чем?
– Вот и я хочу знать, чем. Пострадавшие уже ничего не расскажут. Пока врачи приехали, они от кровопотери загнулись. Сказали только, что рубил. Что шустряк сказали. Наденьте на него наручники. Что так и будете раком держать?– на запястьях Мишкиных щелкнули замки.
– Вон на тот стул его посадите, и встаньте сзади. Мало ли, что бы иллюзий не питал и не дергался. Порасспросить кое о чем хочу красавца,– «Бархатный баритон», привычным жестом поправил бабочку, и уже обращаясь к сидящему напротив Мишке, спросил:
– Ну, красавчик, готов исповедаться, так сказать, добровольно или моим нукерам поспособствовать физически приказать?
– Отец где? Пока не отпустите, говорить не буду,– Мишка уставился на обладателя баритона в смокинге упрямым взглядом.
– За папашу беспокоишься? Похвально. В соседней комнате, с батарейкой в обнимку, скучает. А вот отпустим ли мы его – это от тебя, красавчик, зависит.
– Значит, отпускать вы в любом случае никого не будете. Меня – потому что виноват, а отца – потому, что свидетелем опасным для вас станет,– Мишка зло глянул на хозяина.– Ну, вот и хрен, что вы от меня услышите,– в комнату вошел капитан и положил на стол деньги, найденные у Мишки в машине.
– Вот, это все, что там было. Четыреста тысяч,– капитан с сожалением посмотрел на пакет с деньгами.
– Ты смотри-ка, не успел потратить почти. Пятьдесят тысяч всего не хватает,– «Бархатный» наклонился вперед и притянул к себе пакет.
– Значит, говорить не будешь? Ну, воля твоя, красавчик. Догадливый ты. Сегодня уже, вместе с папашкой своим, червей кормить будете. Давай, Аслан!– Мишка не стал ждать, чего там даст Аслан, и скованной рукой дотянувшись до кармашка рубашки, вынул пластину «Завесы», активировав ее хлопком.
Хлопок этот несколько озадачил присутствующих. "Бархатный" даже рот приоткрыл от удивления, а Аслан, двинувшийся к Мишке, замер.
– Что за аплодисменты?– недовольно скривился "Бархатный".
– Передумал я и решил не только рассказать, как ваших соратничков порезал, но и наглядно показать,– Мишка встал и отстегнул от пояса «Перф». На него, почему-то при обыске ни кто внимания не обратил. Видать «макаром» и бумажником заинтересовались.
– Они сами виноваты, я им предлагал разойтись по-хорошему. Не захотели. Стволы выхватили, палить из них начали и не в воздух, а по мне. А я жуть как не люблю пальбу. Две пули в свое время у меня устойчивую идиосинкразию выработали к свинцовым пилюлям. Вот и пришлось ручонки им шаловливые подрезать. Ну а то, что загнулись, так опять же их вина. Нужно было не орать, а жгуты накладывать.
– Вот, значит, как? И чем же ты им ручонки отчекрыжил? Что за меч самурайский у тебя или «кладенец» есть?– «Баритон» подпустил сарказма в бархат.– Может, покажешь нам его?
– Отчего же нет, пожалуйста,– Мишка активировал отщелкнутый «Перф» и, перерезав цепочку на наручниках, развел руки в стороны.– Вот так! – а затем повернулся и пошел к выходу из комнаты. Вся компания обалдев, смотрела ему в спину. Мишка обернулся и, подмигнув "Баритону", добавил:
– Я на ваш вопрос ответил и даже показал, так что мы с отцом свободны или вы будете возражать, и не дай Бог препятствовать?– «Баритон» пришел в себя и, наполняя голос сталью, взвизгнул:
– Стой, красавчик, никуда тебя пока я не отпускаю.
– Та-а-к.– Мишка укоризненно покачал головой.– И вы туда же? Не хотим, значит, по-хорошему? Неужели и вам нужно ручонки поотрезать, чтобы до вас дошло, что ко мне их протягивать нельзя?
– Аслан, прикрутите – это чмо говорливое, к стулу и сверните шею. Нет – шею я сам ему сверну. Взять,– распорядился «Баритон».
И все пятеро присутствующих кинулись к Мишке. Схватили и попытались потащить. Только руки, почему-то самую малость до одежды жертвы недотягивались и соскальзывали.
Натужно сопя и мешая друг другу, пятерка недотеписто топталась у спокойно стоящего Мишки, пробуя столкнуть и даже сбить с ног. Мишка смотрел на пыхтящих «соратников», следя только за тем, чтобы кто-нибудь из пятерки не сунулся к лицу.
– Ох, и достали вы меня, слов просто нет как,– наконец надоело Мишке стоять памятником. И пятью резкими движениями раскидав пятерку по углам комнаты, он пошел к «Баритону».
– Ты что русского языка не понимаешь? Вслед за своими полудурочными подельниками, опущенными поспешаешь?– Мишка чиркнул «Перфом» по столу, разваливая его на две аккуратные, но не равные половины. Стол сложился вовнутрь, отклячив вычурные ножки. Бледный, как полотно «Баритон», трясущимися руками тащил откуда-то сзади увесистый ствол. Явно не отечественного производства. Мишка видел такой в фильмах у америкосовских копов:– «Берета вроде», – подумал он.
– Где это ты его только прятал все это время?– удивился он, увидев импортное орудие убийства, в трясущейся руке.– Что тоже без ручонки решил остаться? Тогда стреляй,– «Баритон» давнул на курок, а Мишка махнул «Перфом». Выстрел и визг прозвучали практически одновременно, и что получилось громче, трудно было сказать. Визг все же был убедительней, да и продолжительнее.
«Баритон», упал на пол, покатился, сбивая стулья и пачкая пол, хлещущей из отрезанной кисти кровью.
Визг сменился воем: – «БОЛЯ-Я-Я-Н-О-О-О-О-У-У-УУУУУУУУ».– пятерка бойцов пришедшая в себя после падений, уже стоящая на ногах, с ужасом смотрела на катающегося по полу, а с еще большим ужасом на валяющуюся на полу кисть, со сжатым в ней пистолетом.
