Психоанализ учит нас, что жизнь человека не так полна случайностей, как это обычно считается. И все же случай всегда найдет себе место в череде житейских событий. Именно ему я обязан тем, что в 1915 г., когда я только что поступил в медицинскую школу, моя очаровательная кузина, изучавшая тогда психологию у Спапареда в Женеве, убедила меня посещать лекции, которые читал не кто иной, как Фрейд. Они позже были опубликованы под названием «Лекции по введению в психоанализ».
Кроме меня, на этих лекциях присутствовало еще несколько студентов-медиков. Аудитория Фрейда состояла по большей части из студентов, «интеллектуалов» и просто любопытствующих. Присутствовавшие студенты-медики должны были удостоверять свои посещения личной подписью лектора. Фрейд имел обыкновение лично приветствовать каждого студента, обменявшись с ним парой слов и рукопожатиями. Особенно впечатлял проницательный взгляд, с которым он всегда жал руку. Мог ли я помыслить тогда, что тринадцать лет спустя мне доведется стать его личным врачом.
И в этом, и в последующем году я не пропустил ни одной лекции. Было бы совсем не просто объяснить удивительную притягательность тех встреч и оценить значение приобретенных познаний. Разумеется, в свои восемнадцать лет я еще не был готов к целостному восприятию этих лекций, однако органичное единство сути идей Фрейда и формы их представления производили неизгладимое впечатление. При этом перевод его работ всегда представлял особые трудности для всех, включая Стрейчи и конечно же меня: сопутствующие ему сложности можно было сравнить разве что с теми, которые существуют при переводе стихов.
Как бы то ни было, посещение вводных лекций не могло не вызвать у меня самый живой интерес к психоанализу. В то же время по ряду причин я решил специализироваться в сфере медицины внутренних болезней. Собственный анализ я начал в 1924 г.
И вновь стечение обстоятельств: в 1927 г. мой старший коллега, консультировавший Мари Бонапарт[1], направил меня к ней, чтобы взять анализ крови. Мы разговорились, и она оказалась приятно удивлена встречей с терапевтом, увлеченным психоанализом. В 1928 г. во время пребывания в Вене она тяжело заболела, и я лечил ее в течение долгих недель[2]. Именно она убедила Фрейда пригласить меня в качестве личного врача. Им я и оставался вплоть до самой его смерти в 1939 г.
Таким образом, мне довелось узнать Фрейда как учителя, ученого и почтенного отца семейства. Я заботился о здоровье членов его семьи, многих из его пациентов, о которых мы с ним часто и помногу беседовали. Я видел его страдающим от мучительных болей. Я видел его пренебрежение и презрение к грубости и глупости, как и нежную любовь к близким для него людям. Он всегда был гуманным и благородным человеком в самом высоком смысле этого слова. И я могу утверждать, что свою мучительную болезнь и смерть он встретил с тем же достоинством, которое было свойственно ему всю его жизнь.
После смерти Фрейда я переехал в Америку, где многие мои друзья, коллеги, издатели книг и журналов и даже кинопродюсеры настойчиво добивались от меня, когда же, наконец, я «поделюсь с общественностью» моими воспоминаниями о Фрейде. Однако я предпочитал воздерживаться от этого многие годы, и не только потому, что уважение к тайне частной жизни было неотъемлемой частью кодекса чести самого Фрейда, но и поскольку требовалось время, чтобы обрести необходимую объективность в освещении давних событий. Мне нужно было подготовиться к этой работе так основательно, чтобы с занятой мною позицией мог бы согласиться даже сам Фрейд.
В 1950 г. на английском была опубликована книга «Введение в психоанализ». Вряд ли можно переоценить важность этого события. Приложенная к этой книге значительная часть переписки Фрейда с Вильгельмом Флиссом, равно как и сопутствующие рукописи, в особенности «Проект научной психологии» (1895), во многом разрушают наше непонимание личности и работ этого великого человека. Все это особо подчеркивали Эрнст Крис, написавший предисловие к «Введению в психоанализ», Эрнест Джонс, автор книги «Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда», и другие. Через знакомство с «Введением в психоанализ» мы можем глубже приобщиться к гению Фрейда, к особенностям его развития и деятельности. Мы можем видеть, что своими творческими озарениями Фрейд был обязан не только вспышкам своей поразительной интуиции. Ключевую роль здесь сыграли его высочайшая честность перед самим собой, решительность и мужество, с которыми, преодолевая ошибки и промахи, он шаг за шагом шел к своим открытиям.
Всякий, кто увлечен психоаналитическими изысканиями и, следовательно, изучал труды Фрейда, не раз мог заметить, что многие идеи, сформулированные им позднее, прямо или косвенно встречаются уже в его ранних рукописях. По этой причине систематическое изучение рукописей Фрейда представляет особый интерес даже для современного психоанализа. Даже в таких ранних его работах, как «Проект научной психологии» и в особенности «Толкование сновидений» (1900), мы можем обнаружить по крайней мере элементы многих идей, большей частью получивших развитие не только в трудах самого Фрейда, но и в работах последующих поколений психоаналитиков.
В своем вступлении к опубликованному сборнику переписки с Флиссом и в сносках внутри издания Эрнст Крис особенно стремился сопоставить отраженные в этих письмах идеи Фрейда с теми, которые он параллельно развивал на страницах своих научных трудов. Сверх того, Крис взялся проследить и судьбу впервые прозвучавших в письмах к Флиссу идей, которые сформировались в научных работах Фрейда значительно позже. Многие его теории продолжительное время оставались в неоформленном состоянии, пока Фрейд собирал для них необходимые фактические подтверждения. Они вновь могли возникнуть у него лишь спустя десятилетия самоанализа и работы с пациентами. Для конкретного примера здесь можно вспомнить о концепциях «Я» и «Сверх-Я» или о переформулированной им теории тревоги.
