Robert A. Heinlein
Waldo © 1942 by Robert A. Heinlein; The Unpleasant Profession of Jonathan Hoag © 1942 by Robert A. Heinlein; Columbus Was a Dope © 1947 by Robert A. Heinlein; Jerry Was a Man © 1947 by Robert A. Heinlein; Water Is for Washing © 1947 by Robert A. Heinlein; Our Fair City © 1949 by Robert A. Heinlein; The Man Who Traveled in Elephants © 1957 by Robert A. Heinlein; Project Nightmare © 1953 by Robert A. Heinlein; Sky Lift © 1953 by Robert A. Heinlein; “All You Zombies…” © 1959 by Robert A. Heinlein; Complaint © 2010 by The Robert A. & Virginia Heinlein Prize Trust; “My Object All Sublime” © 1942 by Robert A. Heinlein; Pied Piper © 1942 by Robert A. Heinlein; Beyond Doubt © 1941 by Robert A. Heinlein; They © 1941 by Robert A. Heinlein; “…And He Built a Crooked House” © 1941 by Robert A. Heinlein; By His Bootstraps © 1941 by Robert A. Heinlein; Goldfi sh Bowl © 1942 by Robert A. Heinlein
All rights reserved
© П. А. Вязников, перевод, 2003
© С. В. Голд, перевод, 2021
© В. А. Гольдич, И. А. Оганесова, 2003, 2006
© И. Г. Гурова (наследник), перевод, 1994
© И. А. Зивьева, перевод, 1994
© В. П. Ковалевский, Н. П. Штуцер (наследники), перевод, 1994
© Г. Л. Корчагин, перевод, 2020
© В. М. Ларионов (наследник), перевод, 2003
© А. В. Новиков, перевод, 1994
© Ю. Ю. Павлов, перевод, 2021
© М. А. Пчелинцев (наследники), перевод, 1994, 2007
© Н. М. Романецкий, перевод, 2003
© А. А. Щербаков (наследники), перевод, 2003
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021
Издательство АЗБУКА>®
Номер был заявлен как балет-чечетка, но разве опишешь это такими простыми словами?
Его ноги творили замысловатую барабанную дробь, рассыпчатую и чистую. Зал замер, затаив дыхание, когда он взлетел высоко в воздух, выше, чем может быть дано человеку, и на лету исполнил фантастическое, невероятное entrechat douze[2].
А потом уверенно приземлился на кончики пальцев и в тот же миг отчеканил громоподобное фортиссимо.
Огни рампы погасли, на сцену дали полный свет. Зрительный зал надолго примолк, потом понял, что пора, и разразился бурей аплодисментов.
Он стоял лицом к залу, как бы позволяя валу человеческих чувств смести себя. Было ощущение, что надо наклониться вперед, чтобы выдержать напор; напор, от которого по всему телу разливалось живительное тепло.
Как чудесно, когда танцуешь, как великолепно, когда тебе хлопают, когда ты любим, когда ты желанен!
Когда занавес опустился в последний раз, он позволил своему костюмеру увести себя со сцены. Как всегда в конце представления, он был чуточку пьян; танец был счастливой отравой даже во время репетиций, но видеть перед собой зрительный зал, который подхватывает, несет и приветствует, – такое не приедалось. Каждый раз это было внове, каждый раз от этого неистово билось сердце.
– Шеф, сюда. Ну-ка, улыбнулись. Хоп!
Полыхнула лампа-вспышка.
– Благодарим.
– Это я вас благодарю. Как насчет по рюмашке?
Его чуть не затолкали в дальний угол артистической уборной. Все как на подбор замечательные ребята, чудо-парни: репортеры, фотографы – ну все до единого.
– А еще по одной? На посошок.
Он готов был. И не только по одной, но костюмер, надевая ему левый штиблет, предупредительно напомнил:
– Вам же через полчаса оперировать!
– Оперировать? – спросил фотограф из газеты. – Что на этот раз?
– Цереброктомия левого полушария[3], – ответил он.
– В самом деле? Как насчет сняться за этим делом?
– Буду рад. Если клиника не возражает.
– Это мы уладим.
Ну чудо-парни.
– …Хотела бы дать очерк-портрет чуть под иным углом, – прозвучал над ухом женский голос. Он поспешно оглянулся, чуть сконфуженный. – Например, что заставило вас решиться на карьеру танцора?
– К сожалению, не расслышал, – извинился он. – Боюсь, что здесь слишком шумно.
– Я спросила, почему вы решились на карьеру танцора.
– Как вам сказать? Даже не знаю, что ответить. Боюсь, в двух словах не расскажешь, о многом придется вспомнить…
* * *
Джеймс Стивенс со зверским видом уставился на своего зама по технической части.
– По какому поводу ты такой развеселый? – спросил он.
– Просто лицо у меня такое, – ответил зам извиняющимся голосом. – Веселого мало. Еще одна авария.
– Только этого не хватало! Постой, дай угадаю. Пассажирский или грузовой?
– Грузовик с прицепом компании «Климакс»[4] на челночной линии Чикаго – Солт-Лейк-Сити чуть к западу от Норт-Платта. И еще…
– Что «еще»?
– Вас требует к себе «сам».
– Это интересно. Более чем интересно. Слушай, Мак.
– Да, начальник?
– Как тебе место главного инженера по транспорту «Норт-Америкэн пауэр-эйр»? Я слышал, там вакансия открывается.
Мак почесал нос:
– Забавно, что вы об этом упомянули, шеф. Я как раз собирался спросить, какую рекомендацию вы мне дадите, если я подамся обратно в мостостроители. На что готовы, чтобы от меня избавиться.
– От тебя-то я избавлюсь. Сию же минуту. Дуй в Небраску, разыщи этот гроб с музыкой, прежде чем туда доберутся охотнички за сувенирами, и приволоки сюда все декальбы с него, а заодно и их панели управления.
– А если встрянут копы?
– Сам разберешься. Но обязательно возвращайся.
– Да, со щитком или на щитке.
* * *
Отдел Стивенса располагался сразу же по соседству с зональной энергоцентралью; главный офис администрации «Норт-Америкэн» находился на холме примерно в километре оттуда. Имелся обычный переходный туннель; Стивенс прошел в туннель и нарочно выбрал самую медленную дорожку: ему было о чем подумать перед встречей с боссом.
К моменту прибытия он придумал одно решение, но оно ему категорически не нравилось.
«Сам», то есть Стенли Ф. Глисон, председатель правления, приветствовал Стивенса мирно.
– Входите, Джим. Садитесь. Сигару?
Стивенс боком присел на стул, от сигары отказался, достал сигарету и, пока закуривал, осмотрелся по сторонам. Кроме высшего начальства и его самого, присутствовали Харкнесс, начальник юридического отдела, доктор Рэмбо, тоже главный, но по исследовательской части и Страйбел, главный инженер по городским энергопоставкам.
«Все пятеро, – мрачно подумал он. – Одни тяжеловесы, средний вес отсутствует. Ох и полетят головушки с плеч! Начиная с моей».
– Ну что ж, все в сборе, – почти воинственно начал он. – У кого карты? Потянем, кому сдавать?
Харкнесса, похоже, слегка покоробила эта неуместная реплика; Рэмбо, судя по всему, был слишком погружен в какие-то личные скорби, чтобы обращать внимание на шпильки в дурном вкусе. А Глисон просто проигнорировал сказанное.
– Джеймс, мы тут бьемся, соображаем, как нам выкарабкаться. Вас я пригласил в слабой надежде, что вы еще не уехали. Выскажитесь.
– Притормозил, просто чтобы поглядеть, нет ли для меня личной почты, – проворчал Стивенс. – А то уже болтался бы в Майами на пляже, превращал бы солнышко в витамин D.
