В темные ночи середины зимы люди любят посидеть у огня и поговорить о том, чего сами не понимают – о духах, лисах-оборотнях и пути, который неведомо откуда и куда простирается. А того что под носом – не примечают.
Между тем, дела творятся из рук вон.
В соседнем уезде, к примеру, трехсотлетний лис, мнивший себя бессмертным, попал в капкан да не выпутался. Шубу из его серебристого меха подарили второй жене уездного старосты, так та носом поворотила – мол, мех старый, совсем уважить не умеют. И продала ее на ярмарке за трех гусей.
Шубу ту следом выменял монах за молитву о Чистых землях, и отнес в храм: настоятель его был стар, а зимой лучше шубы что согреет? Настоятель обрадовался, в шубу завернулся. Зашел в алтарь. Да больше и не вышел.
Говорят, видели, как шуба поверх журавля попоной лежала, когда тот взлетал поутру. А может, и не шуба то была, а померещилось. И не журавль, а воробей какой.
И было то совсем рядом. Но то, что рядом – обыденное. А людям все чудеса подавай.
На самом краю деревни, почти в лесу, одиноко жил лудильщик по фамилии Чу. Был он в летах, а добра не нажил – все богатство его в чужие руки ушло.
Как-то в ночь Первого Огня вышел он за ворота поглазеть на звезды да угольком разжиться. Глянул на небо, оглядел дорогу. И видит: стоит возле колодца человек и ковшом машет. Понял он, что и сам водицы свежей попил бы, и к незнакомцу обратился.
– Почтенный господин, не одолжите ли ковш воды набрать?
– Я-то одолжу, да толку: дырявый ковш у меня.
– Повезло вам! В этом я помогу.
Мастер взял в руки ковш и махнул рукавом в сторону хаты. А незнакомец вроде как и не ступает вовсе, только странно покачивается и за мастером скользит.
Руки мастера, сказать по чести, дело свое знали. Даже в темноте он нашел заклепку и молоток, нащупал дырку в ковше, да так ловко и быстро заделал прореху, что и при свете ковш как новый можно было бы продать.
– Принимайте, почтенный господин! Теперь будет, из чего воды попить. А ночь-то холодная нынче! Вот монетку возьмите – будет на что силы поддержать в такую ночь. И меня за чаркой вспомните.
Оглядел незнакомец работу, зацокал языком и говорит:
– Вот ведь человек! И не знает, что сделал и кому добро подарил.
И в ту же секунду исчез. Мастер только глаза потер – но что в темноту зря смотреть? Махнул рукой, икнул от голода и лег спать в холодной хате. А ночью ударил крепкий мороз, и бедолага замерз насмерть.
Люди в деревне сказывают, что слышали ночью стук барабанов, трубы и колокольцы. Иные даже видели, как под утро по деревенской дороге шла процессия – человек сто челяди с балдахинами и зонтами, и посреди них качался расшитый золотыми фениксами паланкин. А в нем – бедный мастер, держащий в руках горшок с горячими углями.
Слухи об этом странном явлении быстро разлетелись по уезду. Сердобольные крестьяне, к сердцу приняв деревенские рассказы, даже начали ставить табличку с его именем у очага. Да до сих поминают Чу в молитвах в Ночь Первого Огня и кропят вином очаг.
А незнакомец тот нет-нет да заглянет на огонек. Только нынче ему не то, что в дом – к воротам путь заказан: собак сразу спускают. Такие времена настали…
На граничной заставе соседнего с царством У княжества Ю, в балке, подпирающей въездные ворота, торчал гвоздь. Торчал себе и торчал, и никто с ним совладать не мог – ни вытащить, ни забить. Говаривали, что в давние времена, еще до Первого Царя, гвоздь этот был частью пастушьей коновязи. Только коновязь со временем сгнила и отвалилась, а балка пригодилась, и гвоздь заступил, как и всяк в Поднебесной, на службу государю.
