– Систер, ну и что, что тебе запретили рожать детей? – бодрым голосом, без капли сочувствия произносит Аленка, моя младшая сестра. – На этом жизнь не заканчивается, – принимается меня убеждать.
– Я ребенка хотела, – вздыхаю печально. Неутешительный вердикт врачей перевернул всю мою жизнь.
– Бессонные ночи, бесконечные стирки, подгузы, пеленки, – начинает перечислять. – Нескончаемый плач.
А еще глаза наполненные любовью, искренность, объятия и родство душ. Только это все почему-то сестра не добавляет. Хлопоты пройдут, а вот частичка тебя останется. И это самое настоящее счастье! Которого я буду лишена.
– Поверь, тебе дети не нужны, – заверяет. – Они тебе испортят всю жизнь. Прощайте, свобода, карьера, путешествия. Нет! Живи и радуйся без детей. Цени это.
Она так уверенно об этом говорит, словно отъявленная чайлд-фри. Но ее трое детей с небольшой разницей в возрасте открыто говорят об обратном.
Несмотря на громкие слова и свои заверения, Аленка любит каждого из своих детей. Она активно участвует в жизни каждого из них, водит на секции и кружки, является председателем родительского комитета и в детском саду, и в школе.
– Чей ребенок? Где его мама?! – кричат из песочницы. Точнее, того, во что она превратилась зимой.
– Ален, кажется, Федор, – показываю на плачущего полуторагодовалого малыша, которого держит за руку какая-то женщина.
– Да блин! Сколько можно уже? – возмущенно закатывает глаза сестра. – Заколебали! – произносит в сердцах.
Она подскакивает со скамейки, поправляет шарф и воинственной походкой направляется к песочнице. Сестра зла.
– Чем вам ребенок помешал?! – начинает наезжать на сердобольную женщину. Та ей что-то отвечает. – Нет! Ему не холодно! У него очень теплый костюм! – раздается гневная тирада от моей сестры.
Продолжаю наблюдать, как Аленка выливает все свое накопленное раздражение на ни в чем не повинную женщину. Думаю, после подобного та еще долго не будет подходить к чужим детям.
– Что за дичь вы несете? – раздается возмущенное на весь двор. – Издеваетесь надо мной, да?
И снова тирада от сестры.
Сижу, смотрю, как делать не нужно, и продолжаю переживать. Вердикт врачей оказался неутешительным. Рожать мне нельзя.
– Достали эти бабки сварливые! – Аленка возвращается, бурча себе под нос. Она полна недовольства. – Вам-то какое дело до чужих детей? Своих рожайте и воспитывайте!
– Ален, ты чего? – делаю вид, что не слышала последней фразы. Внутри сразу поднимается протест.
Своих рожайте… Звучит красиво. Но вот только это счастье дано далеко не всем.
Я не хочу портить отношения с сестрой и поэтому предпочитаю не акцентировать внимание на этом. Аленка говорит не подумав, она не понимает истинного горя тех, кому не суждено стать матерью.
– Представляешь, – накидывается на меня продолжая гореть от негодования, – меня отчитали, как малолетку, за то, что мой ребенок сидит попой на снегу!
– Видела, – хочу плавно перевести тему разговора, но по сестре вижу, что не смогу. Смотрю на часы. – Ален, ты прости, но бежать нужно. В кафе у меня сегодня новенькая. Боюсь, она не справится без меня.
– Ой, конечно, иди! – тут же спохватывается. – Проследи, чтобы не испортила ничего. И не украла! – со знанием дела принимается наставлять. – А то знаю я этих молоденьких девиц, – пренебрежительно фыркает. – У тебя к вечеру полная касса будет. Бери – не хочу!
– Не переживай, все в порядке, – успокаиваю взволнованную Аленку. Она ни дня не работала в привычном понимании этого слова и не имеет ни малейшего представления, как устроен рабочий процесс.
Бегло прощаюсь с сестрой, сажусь в такси и уезжаю в самое прекрасное место в городе. Мое кафе.
На самом деле, это не кафе вовсе, а булочная. Уютное, наполненное непередаваемым ароматом свежеиспеченного хлеба и булочек заведение.
Открываю двери, захожу в зал и на мгновение замираю. Позволяю себе насладиться приятной атмосферой до того, как погружусь в работу с головой.
– Забава Ильинична! Какое счастье, что вы приехали! – Ко мне подлетает та самая молоденькая девушка, которая здесь сегодня работает первый день.
Она чем-то обеспокоена и взволнована. Я тут же понимаю, что-то произошло.
– Что случилось? – спрашиваю у нее, сама тем временем окидываю взглядом помещение.
В зале немноголюдно. Но оно и правильно, утренний час пик прошел, а обеденный еще не наступил. Буквально через полчаса ситуация в корне изменится.
Гости заведения сидят и совершенно спокойно наслаждаются свежей выпечкой, на их лицах нет ни капли возмущения или недовольства. Тревога постепенно начинает отпускать.
– Проверка? Недостача? Конфликт? – перечисляю самые распространенные причины для беспокойства.
– Неа, – активно крутит головой в разные стороны. Своей реакцией забавляет меня.
– А что тогда? – продолжаю допытываться. Становится интересно, что ж на самом деле произошло.
– Не поверите! – говорит с жаром. – Я двух воришек поймала! – выпаливает с гордостью.
– Кого? – переспрашиваю. Я, должно быть, ослышалась.
Воры? У меня в булочной? Да это же бред!
– Воришек! – повторяет. Хмурюсь.
Воры в булочной… Что им здесь делать? Уж явно не деньги.
– Где они? – продолжаю осматриваться.
– Пойдемте покажу, – говорит, направляясь к служебным помещениям. Следую за ней.
Мы подходим к одной из подсобок, девушка открывает дверь ключом, торчащим с наружной стороны замка.
– Вот! – протягивает руку, показывая внутрь небольшой комнатушки без окон и дверей. – Глядите!
Включаю свет и теряю дар речи. Со стоящей у стены коробки на меня смотрят двое перепуганных детей лет пяти. У них на глаза наворачиваются слезы.
– Тише, тише, – выставляю вперед руки, показывая, что не причиню вреда. – Не бойтесь. – Голос дрожит, эмоции рвут душу на части, но я не позволяю им взять верх над собой. Нельзя.
Малыши замерли. Жмутся друг к другу, как воробушки зимой. Нахохлились. А мне в этот момент больше всего на свете хочется надавать молоденькой официантке по голове.
Как можно было запереть детей в подсобке? Оставить одних в темноте. Да как вообще до такого додуматься можно было?! Это ведь дети! Малыши совсем! За ними глаз да глаз нужен. Они ж не самостоятельные совсем.
Ух-х-х! Как я сейчас зла! Беги, Рита, беги! Пока я тебя не покусала!
Счастье будет, если дети не начнут заикаться после сидения в темноте. Страху натерпелись, бедненькие.
– Рита, – негромко обращаюсь к провинившейся официантке. Ей нечего здесь делать, уже наворотила сполна. – Вернись в зал, – говорю строго. – Кафе не должно оставаться без присмотра.
– Там Марина, – перечит. И этим только сильнее раздражает меня. – Они пирожные новые украли, – начинает жаловаться, показывая на малышей.
