Геннадий Малкин - Знание – сила, незнание – счастье

Молодость не знает прошлого, но с возрастом оно становится все ближе и значительней. Война, эвакуация под бомбежкой, ни одной детской фотографии – и День Победы, о которой я услышал первым в коммунальном доме в городе Уфе. Накануне мне исполнилось шесть лет, и совсем не спалось в эту ночь. Я берег свою первую в жизни игрушку – лошадку из папье-маше на подставке с колесиками, смотревшую с узкого подоконника на печку – «буржуйку» с железной трубой, выходящей в окно. Было боязно, что лошадку отнимет шпана, наводнявшая улицы и дворы. На рассвете черный репродуктор, который не выключался, объявил мощным голосом Левитана, что Германия капитулировала. Я закричал, вся семья в тесной комнате сразу проснулась, и мы бросились в коридор, куда изо всех дверей выбегали наши соседи, кто в чем был… Пеньюаров, пижам и белья от кутюр, на них не было. Были только глаза, и голые руки, обнимавшие всех. Опасаясь чего-то, выглянул тихий бухгалтер, которого не любили за имя

Адольф, но и он получил свою порцию крепких объятий.

Это было такое единение счастья, горя, надежд и прощенья, которого больше не возникало ни при каких обстоятельствах жизни… Дальше трудное возвращение – не на родину, в Брянск, где разграбили дом соседи, – а в Малаховку, под Москву, в обездоленный временем рай. Хвойный воздух, березовый лиственный фон, не тронутый промыслом дерн, обращенные к жизни лица – и легенды культурных традиций, здесь творивших и живших, и сидевших людей… При слове интеллигенция, каждый хватается за свое…

Дети играли, мужчины работали, женщины сберегали тепло, а время как-будто чего-то ждало…

В детстве мир гармоничен, хлеб с солью – обед и урок при «коптилке» исполнен значенья. Школа – как лучшее время того, что будет еще впереди. Учителя, прививавшие знания не как прививку от тяжелых последствий таланта. Благодарен им всем, помню по именам, и стараюсь не получать больше двоек за неумное поведение. Ближе них были только мать и отец – созидатели целого мира из достойных и добрых поступков. Кусок черного хлеба, стакан теплого молока от соседской коровы и кровать возле печки, где дежурила серая, мягкая Мурка. Прошлое мило само по себе и неповторимостью ожиданий.

Юность, первое чувство – как падение вверх. Стихи отодвигали мир на расстояние влюбленности.

Молодость, обещавшая возвратиться, став покрепче на ноги…

Поэзия дожила до иронии, во спасение от цинизма. Оптимизм незнания иссякает – начинается взрослая жизнь. Не вступление в партию, учившую нас думать по складам газетных полос и знать, что справедливость существует для тех, кто в доле. А в доле были многие – из-за карьеры, заработка, стремленья к воплощению своих потенциалов. Возможно, совесть мучила кого-то по ночам, не отвлекая от дневных забот и бдений. Впрочем, края нечистой совести всегда выглядывают, как несвежие манжеты.

Окончив медицинский институт, поехал на работу в город Гжатск, где снял каморку рядом с домиком Гагариных. Старинный город запустил героя в Космос, а коренные жители так и остались стартовать в грязи по пояс – без продуктов, без молока и хлеба, следя за превращеньем миражей в пустыни. Сознание скомканной безнадежности запомнилось мне навсегда.

По дням рождения прошлись года, ошибки… К сожалению, у взрослых не бывает совершеннолетия. Лучшие годы уходят на то, чтобы дожить до худших, а с опытом приходит ощущение, что ты уже когда-то жил… Максималисты сводят жизнь до минимума, и это толкает к стремлению думать о сути, к ощущению, что роман – недоношенный афоризм. Я пишу для себя, для друзей – не для крупных организаций. Главной новостью в жизни бывает лишь то, что ты сам пережил, оценил или принял… И никаких рекомендаций человечеству. Несостоявшиеся жизни походят на солдат, идущих строем в баню. И слишком мало интересного рассказывают те, кто знает жизнь.

Все равны перед Богом и чистым листом бумаги.

Геннадий Малкин