Человек, с которым я накануне познакомилась в Стокгольме, профессор истории, попросил меня встретиться с ним сегодня. Телефона у меня пока нет, договорились, что я буду ему звонить из автомата. Набираю номер его мобильника.
– Здравствуйте, это говорит… – я называю свое имя.
В ответ слышу краткое:
– Здравствуйте… – и молчание.
Я в недоумении: вчера он казался таким заинтересованным в нашей встрече, а сегодня – такой холодный прием. Может быть, он не расслышал, как меня зовут?
– Привет, – я повторяю свое обращение.
– Привет, – отвечает он и опять молчит.
Я собираюсь положить трубку. И тут слышу:
– Так мы договорились сегодня встретиться. Вы свободны в час дня?
Когда я подхожу к кафе, где он назначил мне свидание, он уже высматривает меня из-за стеклянной витрины, машет рукой:
– Я пришел пораньше, – говорит, – а то тут в это время много народу, не хотел, чтобы вам пришлось ждать.
Я смотрю на его лицо: на нем ни улыбки, ни вообще какого-нибудь выражения.
– А я, между прочим, вообще не хотела было с вами встречаться, – говорю с легкой обидой.
– Почему? – и я, наконец, вижу некоторое изменение мышц его лица. Что-то вроде удивления.
– Ну, вы, наверное, и сами знаете, почему. Вы так сухо со мной разговаривали.
Он опять замолкает и чуть более внимательно смотрит на меня.
– Сколько дней вы в Швеции? – спрашивает он наконец.
– Второй день.
– Так вы со шведами еще не знакомы?
– Практически вы первый.
– А, ну тогда понятно. Привыкнете…
На другой день у меня лекция в Стокгольмском университете. Взойдя на кафедру, я прежде всего оглядываю аудиторию. Первое впечатление всегда очень важно. Ведь мне предстоит говорить с ними на английском – языке, иностранном и для меня, и для них. Говорить о другой стране (все темы моих лекций – о России), о реалиях, им незнакомых, о событиях и фактах, большей частью им неизвестных. Поймут ли? По первому «огляду» мне ребята нравятся – лица серьезные, интеллигентные. Ну – с богом!
Однако уже минут через десять я ощущаю некоторое беспокойство. Они сидят тихо, не шевелясь, вроде бы слушают, но выражение лиц… Вернее, почти полное отсутствие выражения. Ни улыбки, ни кивков понимания, ни какого-либо вообще шевеления. Сидят как приклеенные или, скорее, как нарисованные. Да они вообще-то понимают, о чем я говорю?
– Друзья, вы хорошо понимаете мой английский?
– Да, – отвечают, – понимаем. И опять сидят тихо, смотрят прямо, слушают внимательно, но – никакой реакции. Американцы, те бы сто раз уж улыбнулись, задали бы по ходу лекции вопросы, рассмеялись. Рассмешить их, что ли? Выдаю одну из домашних заготовок: смешной анекдот. Впрочем, смешной он у меня на родине, иностранные студенты понимают его не всегда. И – о радость! – смеются сразу все, хотя и не очень громко. Я продолжаю перемежать свое выступление шутками и поражаюсь, насколько верна их реакция: смех возникает именно тогда, когда он должен возникнуть. А после выступления и вовсе успокаиваюсь. Их вопросы так точны, что сомнений не остается: они поняли все или, по крайней мере, большую часть того, что я хотела до них донести. И они действительно заинтересованы.
