Фрейя проснулась еще до рассвета и лежала в темноте, чувствуя, как содрогается и покачивается на ходу ее город, который толкают по льду мощные моторы. Полусонная, она ждала, что сейчас явятся служанки и помогут ей встать. Прошло несколько минут, пока Фрейя вспомнила, что все ее служанки мертвы.
Она сбросила одеяла, зажгла аргоновые лампы и побрела в ванную, отпихнув ногой пыльную кучу одежды. Вот уже несколько недель она собиралась с мужеством, чтобы принять душ, но в это утро запутанная система управления в ванной опять оказалась сильнее: Фрейя так и не смогла пустить горячую воду. В итоге она поступила как обычно – налила воды в таз и сполоснула лицо и руки. Оставался еще маленький обмылок, Фрейя намылила волосы и окунула голову в воду. Купальные прислужницы не пожалели бы для молодой госпожи шампуней, лосьонов, кремов, мазей и всевозможных бальзамов, но прислужницы умерли, а сама Фрейя не решалась подступиться к рядам баночек и бутылочек на полках в тесной ванной комнате. Когда выбор слишком велик, лучше уж ничего не брать.
По крайней мере, она кое-как приспособилась одеваться без помощи прислуги. Фрейя подобрала с пола мятое платье, разложила на постели и заползла в него, мало-помалу продвигаясь снизу вверх, пока не удалось просунуть голову и руки в предназначенные для них отверстия. Длинный камзол, отороченный мехом, надеть было гораздо легче, только с пуговицами пришлось повозиться. Прислужницы так быстро и ловко застегивали ей пуговицы, смеясь и болтая, обсуждая предстоящий день, и никогда-никогда не попадали не в ту петлю, но все они умерли.
Минут пятнадцать Фрейя с проклятиями, рывками и на ощупь застегивала пуговицы, потом обозрела результат своих усилий в затянутом паутиной зеркале. В целом неплохо, решила она. Наверное, драгоценные камни могли бы немного скрасить общее впечатление, но, зайдя в комнату, где хранились ювелирные украшения, Фрейя обнаружила, что самые лучшие из них пропали. В последнее время у нее все время пропадали вещи. Фрейя не могла себе представить, куда они деваются. Да и незачем надевать диадему поверх липких волос с остатками мыла или цеплять на немытую шею ожерелье из золота и янтаря. Мама, конечно, не одобрила бы, что она появляется на людях без драгоценностей, но мама тоже умерла.
В пустых и тихих коридорах дворца целыми сугробами лежала пыль. Фрейя позвонила, вызывая лакея, и в ожидании его прихода стала смотреть в окно. За окном в тусклых арктических сумерках мерцали инеем крыши ее города. Пол подрагивал в такт движению поршней и шестеренок далеко внизу, в машинном отделении, но движения почти не ощущалось, ведь здесь был Высокий лед, самый северный север, и вокруг не было видно никаких ориентиров – только белая равнина, чуть отсвечивающая отраженным светом.
Явился лакей, на ходу поправляя пудреный парик.
– Доброе утро, Смью, – сказала Фрейя.
– Доброе утро, ваше сиятельство.
На мгновение ей неудержимо захотелось пригласить Смью в свои комнаты, попросить его сделать что-нибудь с пылью, с разбросанной одеждой, с исчезающими драгоценностями; попросить, чтобы он показал ей, как работает душ. Но он был мужчиной. Позволить мужчине войти в личные апартаменты маркграфини – неслыханное нарушение традиций! Вместо этого Фрейя произнесла те же слова, что говорила каждое утро:
– Можешь сопроводить меня в утреннюю трапезную, Смью.
Спускаясь вместе с ним в лифте на нижний этаж, она рисовала себе в воображении, как ее город поспешает вперед по ледяной пустыне, словно маленький тараканчик пересекает ползком громадную белую тарелку. Но куда он направляется – вот вопрос. Смью очень бы хотел это знать – по лицу видно, по тому, как он косится на нее украдкой. И Направляющий комитет тоже хотел бы это узнать. Шарахаться то туда, то сюда, удирая от голодных хищников, – это, конечно, дело, но пришла пора определить будущее своего города. Тысячи лет жители Анкориджа доверяли подобные решения дому Расмуссен. Все-таки женщины рода Расмуссен не такие, как все прочие. Разве не они правили Анкориджем со времен Шестидесятиминутной войны? Разве ледяные боги не говорили с ними в сновидениях, указывая, куда направить город; где можно найти хороших торговых партнеров; как уберечься от ледовых ловушек и от хищников?
Но Фрейя была последней в своем роду, и ледяные боги ничего ей не подсказывали. С ней теперь почти никто не говорил, а если кто и заговаривал, так только для того, чтобы очень вежливо осведомиться, когда она выберет дальнейший курс города. Ей хотелось крикнуть им в лицо: «Почему вы спрашиваете меня? Я ведь просто девочка! Я не хотела быть маркграфиней!»
Но им больше не у кого было спрашивать.
По крайней мере, сегодня утром у Фрейи будет готов ответ. Вот только вряд ли он им понравится.
Она позавтракала в одиночестве, сидя в черном кресле с высокой спинкой за длинным черным столом. Звяканье ножа о тарелку, ложечки – о чайную чашку казалось невыносимо громким в тишине. В полумраке со стен смотрели портреты ее божественных предков. Вид у них был слегка нетерпеливый, как будто они тоже ждали, когда она наконец выберет курс.
– Не беспокойтесь, – сказала она портретам. – Я приняла решение.
Когда завтрак был закончен, вошел камергер.
– Доброе утро, Смью.
– Доброе утро, свет ледяных полей. Направляющий комитет ожидает, когда вашему сиятельству будет угодно их принять.
Фрейя кивнула, и камергер распахнул двери утренней трапезной перед членами Направляющего комитета. Когда-то их было двадцать три человека. Теперь остались только мистер Скабиоз и мисс Пай.
Виндолен Пай была высокая, некрасивая дама средних лет. Ее светлые волосы были собраны в приплюснутый узел на макушке, отчего казалось, будто она носит на голове булку-слоечку. Она была раньше секретарем покойного Главного навигатора и неплохо разбиралась в картах и таблицах, но страшно нервничала в присутствии маркграфини и постоянно приседала в реверансе, стоило Фрейе хотя бы шмыгнуть носом.
Ее коллега, Сёрен Скабиоз, был совсем другого склада. В его роду все были мастерами-механиками почти с тех самых пор, как город встал на полозья. По положению он был почти равен Фрейе. Если бы все шло как полагается, следующим летом ей предстояло выйти замуж за его сына Акселя; маркграфини часто брали в супруги мужчин из машинного отделения, чтобы сделать приятное Инженерному сословию. Но все пошло не так, как полагается. Аксель умер. Фрейя втайне радовалась, что Скабиоз не станет ее тестем: он был такой суровый, молчаливый и мрачный старик. Его черные траурные одежды сливались с полутьмой утренней трапезной, словно камуфляж, и белая маска лица, казалось, висела в воздухе, лишенная тела.
