Моей Зое
Пролог
Кортеж прорезает ночь на предельной скорости. Но этого мало. Ирина Степановна непрерывно кусает губу.
Ирина Степановна держится. Но черепашьи возможности бронированного монстра просто бесят. Что-то по-настоящему опасное дышит ей в спину. Заставляет сжимать ритуальную иглу.
Так и подрывает уколоть палец, слизать капельку крови. Призвать Алефа.
Что если информатор блефовал? Тогда…
Ирина Степановна сильнее сжимает иглу. Полчаса назад та пульсировала вместе с его яремной веной. Кровь Москвича и ужас сопровождающих высокого гостя напитала старинный колдовской инструмент сильнее, чем могла бы любая из вод.
Она не планировала убивать информатора. Так вышло. Все на взводе. Она на взводе. Слишком мало информации.
«О дне же том и часе никто не знает» – некрасиво улыбается Ирина Степановна и в задумчивости смотрит в пустоту сквозь отражение в пуленепробиваемом стекле.
Везде кордоны. Мало ли, кто и какую спустит сверху директиву насчет нее?
«Не успеют!» – решает она, но ловит в собственном мыленном голосе оттенки надежды.
«Со мной Алеф!»
Но не оставил ли ее ангел в критический момент?
Ирина Степановна контролирует себя. Но это пока. Через час с лишним, при въезде в Долину, куда полицейским вход заказан Красным протоколом, передняя машина на полном ходу снесет сетчатые ворота. Двух солдат, в обязанность которых входило эти ворота открыть, караван раскатает в лепешки, оставив кровь поблескивать на асфальте под звездами уходящего мира. Но это все позже.
Пока мимо проносится крымская ночь. Запуганная, растерянная. Как когда-то маленькая Ира, еще не сообразившая, что стеклышко из горящего джипа изуродовало верхнюю губу, а папы и мамы больше нет.
Мелькают, и навсегда исчезают затерянные домики и поселения. А Ирина Степановна делает звонки. Взвешивает. Перебирает и прогоняет через логические цепочки последнее, поддающееся анализу в новом раскладе. Сверяет друг с другом последние нити теперь уже прошлой жизни. Выскальзывающие нити, чтобы вверить их невидимым узлам в голове.
Уже в бункере, на исходе бессонной ночи, в сотый раз, глядя то на часы, то на монитор, то на статую быка, будет сожалеть, что так торопилась. Стоило, хотя бы на минуту, притормозить своих орлов. Хотя бы в Марьино. Или за Ангарским перевалом. Попрощаться. Просто попрощаться с прошлым.
Но это позже. Сейчас кортеж несется к пыльному, уставшему от не в меру жаркого августа городу. И шестое чувство, обострившееся до рези в глазах, в унисон с логикой, открывает, что Москвича таки не стоило кончать. Он выложил все как есть. Все закончится в считанные часы. Встреча в Брюсселе. Военные. Они после нее будто затаились. Все замерло. Как перед ураганом.
Вереница автомобилей промчалась сквозь город с полупустыми улицами. На горной трассе караван старой ведьмы сокращается на один полицейский автомобиль. На достаточно сложном повороте головная машина ДПС несколько раз виляет, заваливается на правую сторону, ее относит к отбойнику. Удар слышен даже в кабине главы Республики.
– Понабирали с материка! – цедит сквозь зубы водитель, вынуждено сбавляя скорость.
– Все лучшее – армии, – сухо отвечает женщина. Она уловила дрожь в его голосе.
«Не любишь радиацию, Сережа, не любишь!» – криво улыбается Ирина Степановна, и признает, что у самой дрожат пальцы.
Через секунды кортеж несется дальше. Водители еще на севере получили жесткое указание – прорываться к Долине без остановок и во что бы то ни стало. Красный протокол. Его ждали все и давно.
В бункере, уже утром, чтоб как-то отвлечься от мыслей о теоретических последствиях фальстарта, она заглядывает в аккаунт на «Одноклассниках». Страница несуществующего человека начинает загружаться. Но только начинает. Через несколько секунд появляется надпись на сером фоне: «Веб-страница недоступна».
Ведьма достает сотовый. Все как надо – казенная эсэмэсочка. Где-то в соседних кабинетах, нарушая многочасовую тишину, слышатся отдельные голоса. Глава Крыма улыбается. Первые приказы нового мироустройства, первые, – нервные – указания новой эпохи.
Ведьма с облегчением выдыхает. Началось.
– Что же, – отодвинувшись от монитора и медленно обводя взглядом побледневшие лица, остановившись на ритуальном изваянии Алефа в дальней части комнаты, произносит Ирина Степановна, – С Богом!
Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом.
Афанасий Великий.
Глава 1
Да будет свет!
«Адонаи… Адонаи…» – повторяла ошарашенная дриада. Смысл, заложенный кем-то в невидимые знаки, проявлялся как кровь на салфетке. Медленно. Трезвяще.
Мотылек сделал петлю, еще петлю. И это было странно. Даже неестественно. Ветер должен был унести маленькое существо в черноту зарождающегося шторма. Смять и унести. А он выписывал фигуры прямо перед лицом Споменки. Спокойно лавировал между долетающих брызг. Будто не пришел в полночь свирепый Борей, северный ветер, и не вознамерился царствовать над умирающим миром.
Уже не над горизонтом, гораздо ближе, пророкотали пульсирующие алыми огнями вертолеты. Даже эти чудовища из металла боролись со стихией, а маленькому посланнику было нипочем. Малиновый, как кровь новопреставленных мотылек принес послание. Грозное послание. И Споменке ничего не оставалось, как разгадывать слова. Одно за другим. Сплетать в цельную вязь, от понимания которой ныло под ложечкой.
«Адонаи… Это откуда?»
Несколько мгновений что-то в голове Споменки складывалось, а потом будто что-то щелкнуло.
«Это… Послание? Для нас?!»
По спине пробежал холодок. Она забыла про всхлипывающую на груди Пуговку, промочившую все слезами. Про прибой, которого никто из них никогда раньше не видел, и от которого уже отсырела одежда. Забыла про черного кота, про колдунью. Забыла весь происходящий сегодня ад.
Ветер стал громче, а потом воздух вдруг заполнил рев двигателя. Однако Споменка даже не обернулась.
«Бегите, ибо реки потекут по вашим следам: река огненная и река крови…» – повторила дриада слова посланные неизвестно кем и когда.
Она отстраненным взглядом проводила черную массу торжественно проплывшей над ними боевой махины. Боковое зрение подсказало, с опозданием, но подсказало, что от грохота и свиста лопастей все, кроме нее и Пуговки, присели, зажмурившись и прикрыв уши.
«Бегите, бегите! Отовсюду – бегите!» Споменка сильнее прижала малышку Пуговку к груди.
– Мы же еле выбрались оттуда! – тихо произнесла за спиной Ингрид, когда вертолет растворился в темном мареве. Никаких эмоций в голосе, даже укора – только пустота. Не надо было оборачиваться, что бы понять, что они все сейчас сверлят ее взглядами. Но, Господи, ее саму воротит от одного вида саквояжа! Черного, как самая черная во вселенной жаба, насквозь промокшего, как все в этом дурацком рушащемся мире. Кому в здравом уме придет в голову добровольно лезть монстру в пасть? Не лезть – возвращаться. В заточение.
