Рауль Лукич Типкин сладко спал-дрых на диване, подложив руку под пухлую, упитанную щёчку и тихонько, мирно посапывал. И видел прекрасно-чудесный сон: сидит он за богато накрытым столом и режет большой и сочный, только что поджаренный, бифштекс. Подцепил вилкой кусок побольше, зачмокал от предвкушения немедленного и полнейшего удовольствия, и, даже где-то, счастья…
Пока – чмокал и пускал слюни, дверь открылась, в комнату вошла женщина, двинулась к висевшему на стуле его костюму, с ловкостью бывалого карманника начала обшаривать не только все карманы, но и подкладку пиджака и нижние части брюк.
Конечно же это был никакой не вор, мастер по чужим карманам, а его нежно любимая супруга Ева Сидоровна. Она искала у своего дорогого и единственного мужа заначку.
Типкин трудился швейцаром в ресторане, возвращался домой поздно, чаевые выкладывал на стол в кухне, переодевался в жёлто-полосатую пижаму и заваливался спать до обеда. Она не могла и мысли допустить, что муж оставлял себе заначку, твердо знала, такого быть просто не может. Но найти её не могла, как ни старалась.
И права, права была, Ева Сидоровна, как всегда! Была у него заначка! Прятал её в самом надежном месте – какой-то старой, всеми забытой книжке без обложки и названия, валялась на дне шкафа. Ни сам Типкин, ни жена, ни дочь Клео никаких книжек не читали, родителям их заменял ящик, а дочке – музыкальный аппарат под названием плеер, страшное изобретение.
Заначку Типкин делал ни с целью создания первичного капитала, всё было проще – супруга ежедневно деньги давала на одну бутылку пива с пророческими словами:
– Будешь много пива сосать, пузо лопнет!
А он скорее бежал в магазин и покупал пять бутылок, сосал их целый день и был на вершине блаженства, всегда в прекрасном настроении. Ящик у них стоял в спальне, ложились в кровать его смотреть и Типкин засыпал сразу, как только там кого-то убивали, а Ева Сидоровна через пять минут после, – кто первым просыпался ночью для дохода в сортир, тот его и выключал. Но такие развлечения были только тогда, когда у швейцара наблюдался выходной день. В другие же дни Ева Сидоровна ложилась в постель одна и глядела ящик не пять, а целых десять минут.
Так вот, в очередной раз не сумев разоблачить коварного заначника, Ева Сидоровна рывком широко раздвинула шторы и закричала громко, как гудок электропоезда, но не простой, обычной электрички, а могучего состава, несущегося до стальной магистрали без остановок, от его сигнала вымершие когда-то динозавры могли ожить и подняться во весь свой немаленький рост. Она ласково произнесла:
– Типкин, охламон! Всё дрыхнешь! Вставай жив-ва, чертило! – и нежно добавила: – Али не слышишь? Оглох? Сёдня столько делов! Не до спанья! Быстро поднимай задницу!
Рауль Лукич только перевернулся на другой бочек, натянул одеяло на голову и зажмурился – хотел увидеть, как кусок мяса попадёт в рот, ощутить его божественный вкус…
Но не тут-то было! Жена, в отличие от мужа, была женщиной решительной, закалённой в житейских боях – сразу мигом стащила с него одеяло.
– Подымайся моментом! Скоро Маргоша явится, жениха на поглядки приволокёт! Одевайся соответственно, я тебе напрокат пинджак с хвостом взяла, – она отвернулась открыть шкаф, Типкин сразу воспользовался этим, вскочил с дивана, подтянул пижамные брюки и скорее дёрнул в соседнюю кухню. Taм вынул из кармана маленькую дудочку, и заиграл какую-то грустную мелодию, вроде похоронного марша о несбывшемся кусочке жареного мяса.
Ева Сидоровна, – настоящее имя было Евлампия, но она страшно обижалась, когда кто-то по незнанию, а разные злыдни нарочно, называли её так, – достала из шкафа фрак, бережно повесила на спинку стула, оглянулась и увидела мужа нет.
– Куды сбег? Опять свою дуду завёл? А ну, вертайся!
Типкин, в ответ мигом залез под кухонный столик и продолжал играть. Пришлось Еве Сидоровне самой войти в кухню, там она довольно ощутимо пнула мужа в высунутую из-под стола ногу и опять закричала:
– Совсем с ума сдвинулся, чертило полулысый! Отберу и разломаю!
Делать нечего, Типкин неспеша поднялся, спрятал дудочку в карман пижамной куртки.
– Сколько раз я тебе говорил: не чертило, а чертёжник! Чертёжник! Большая разница! Спать хочу, а ты! Ночь была тяжёлая…
– Перебьётся! Идём одеваться! – перебила Ева Сидоровна, – а то не успеем, жених припрётся. – Вытащила его за руку в комнату. Там сняла фрак со спинки стула, сдёрнула с мужа пижамную куртку.
– Надевай!
За много лет семейной жизни он хорошо усвоил, спорить с ней себе дороже. Безропотно надел фрак, встал перед женой, насмешливо улыбаясь.
– Повернись! – раздалась команда.
Типкин повернулся.
– Кругом! – раздалось снова, повернулся опять, но Ева Сидоровна нахмурясь глядела на него.
– Нет, чё-то не того… Сымай штаны!
Он даже руками на неё замахал.
– Не буду! Не шутей!
Жена не стала тратить время на разговоры, толкнула мужа в кресло и мигом сдёрнула и пижамные брюки, тот скорее встал, подтянул длинные, пёстрые трусы.
– Велики малость, спадают… Отдай штаны!
Вместо ответа кинула их на стул, сказала задумчиво-негромко:
– Ништо! Велики не малы, хозяйство не выпадет. Че-то обратно не то… Галстука же нету! – быстро достала из шкафа галстук-бабочку, нацепила мужу на шею. – Вот! Совсем другой коленкор! На человека стал похож!
Типкин снова подтянул трусы, произнёс жалобно:
– Отдай штаны! Пожалуйста!
– Ладно, так и быть, уважу. Носи пока, а перед женихом вот эти чёрные брючата наденешь, – и показала на висящие на спинке другого стула узкие чёрные брюки.
Рауль Лукич быстро натянул пижамные штаны и, ободрённый своей хоть и маленькой, но победой, произнёс почти решительно:
– Послухай меня, есть сурьёзный разговор!
Жена очень удивлённо поглядела на него.
– Ну! Телись быстрее!
– Я против!
– Чаво? Чаво ты сказал?
– Против! Не хочет Клео замуж! – продолжал Рауль Лукич уже не так громко и совсем нерешительно. – Она…
– Не ори, как голодный верблюд в пустыне! – оборвала Ева Сидоровна. – Не понял, она ведь в Москву целится ехать, на эту самую фабрику звёзд, петь в ящике!
– Пущай едет!
– Там её и ждут! Так звезданут и зафабричат, на карачках домой приползёт! А у жениха два магазина, да мой рядом. Наберу кредитов в разных банках, пристрой сделаю, потом объединимся и будет полный гипер-супер-маркет!
Типкин с большим сомнением глядел на неё.
– Кредитов нахватаешь… Их ведь отдавать надо…
Ну что с ним говорить! Ева Сидоровна только усмехнулась.
– Обратно лучше молчи, раз ничё не соображать! Главное – взять! А там видно будет! Сиди и не фырчи! Я пошла в кухню!
