Байкал. Деревня Листвянка. Девятнадцатый год метеоритного дождя
«Помоги! Помоги-и-и!»
Глеб вздрагивает. Этот голос… Нет, только не снова!
«Иди ко мне! Ты мне нужен!»
Мальчик отворачивается. У него начинает резко ломить виски. Он сжимает зубы, чтобы не заплакать. Нельзя – мужчины не плачут. Папа так говорит, а папу надо слушать.
«Помоги-и-и мне!»
Голос, казалось, доносится сразу со всех сторон и одновременно ниоткуда. Глеб осматривается. Все как обычно – скалы, лес, болото… Бескрайнее болото. И никаких признаков жизни… Но кто-то ведь его зовет. Голос какой-то странный… и страшный. Что-то в нем не то, неправильное. Так не должно быть. Мальчик не может для себя сформулировать, в чем именно странность и неправильность, но от этого зова у него мороз продирает по спине. Мужчина? Женщина? Человек или…
«Где-е-е ты? Ты мне нужен!»
Нет-нет-нет-нет-нет!!! Мальчик бежит, сам не зная куда, да и какая уже разница? Лишь бы подальше от этого голоса и того, кто зовет. Правда, где это «подальше» находится, Глеб не знает, и оттого ему еще страшнее. Вот бежит он вроде бы от голоса, а может быть, как раз туда, где находится Зовущий…
«Помоги-и-и!»
Быстрей-быстрей! Только бы не споткнуться и не упасть! В этих камнях можно навернуться так, что костей не соберешь. Но Глеб боится не только боли, куда сильнее его страшит мысль о том, что будет, если его настигнет Зовущий…
Главное, сбежать с этого скального гребня, а потом, потом… Мальчик останавливается, будто налетает на стену: внизу, под скалами, в серой, унылой болотной грязи возникает нечто… Провал, яма. Чуть дальше – еще одна, потом еще две. Ближний провал расползается в стороны, словно осклабившийся огромный рот, а два дальних расширяются подобно открывшимся векам, и чудовищное лицо бескрайней топи смотрит на мальчика.
«Иди ко мне!!»
И тогда Глеб начинает кричать.
* * *
– Сынок! – Руки мамы держали Глеба за плечи, пытаясь унять бешеную дрожь, которая сотрясала тело вынырнувшего из кошмара мальчика. – Сынок, успокойся, это всего лишь сон.
Крик оборвался, словно обрезанный ножом, – ведь мужчины не плачут и не кричат. Пока Глеб безуспешно пытался унять перестук зубов, крупные капли пота попали ему в глаза, которые тут же начало немилосердно щипать. Жмурясь, чтобы справиться с выступившими слезами, мальчик успел увидеть в сумраке за спиной мамы папино бледное и напряженное лицо.
– Снова то же самое? – тихо спросила мама, и Глеб кивнул, не открывая глаз.
– Хочешь, я побуду с тобой?
Мальчик замер, борясь с искушением сказать «да». Так не годится, он уже большой – ему девятый год пошел, и он мужчина. Нельзя вечно прятаться за мамину юбку. Так считает папа, а папа для Глеба – главный человек.
– Нет, – он помотал головой, будто одного слова было недостаточно. – Все хорошо, мама. Правда.
Мамины пальцы замерли на плечах сына.
«Рита…» – едва слышный голос папы.
– Полежи немного, сынок, я тебе пустырника накапаю.
Пальцы отпустили плечи, и Глеб, так и не открывший глаза, услышал шаги. Папины и мамины. Родители вышли из его комнаты и плотно прикрыли дверь. Так они делают, когда не хотят, чтобы Глеб что-то слышал… Но ведь они не запрещают ему слушать, а значит…
Мальчик напряг слух, одновременно отсекая посторонние звуки, сразу ворвавшиеся в звенящую тишину спальни: хлопанье крыльев бабочки по стеклу, легкий шелест листьев яблони за окном… Только голоса. Папы и мамы. Внизу, в большой комнате, где телевизор. Они там. Далеко. Но Глеб их все равно слышал.
Голос мамы:
– Мне это не нравится.
– Мне тоже, – ответил папа. – Все, завтра я звоню Свете.
– Но она же…
– Думаешь, я этого не понимаю, Рита? Но парню нужно помочь, и Света – единственная подходящая кандидатура. Что до нашего секрета… она никому ничего не скажет – я об этом позабочусь.
Екатеринбург. Отделение АПБР
– Твою ж налево! – пробормотала себе под нос Алина Хомчик и в сердцах сжала в руках пустой картонный стаканчик из-под кофе, словно изничтожая в его лице полковника Гнедого. – Ведь как специально подгадали, а! Бросит меня Лешка, как пить дать бросит! И будет, так его налево, совершенно прав!
Картонный стаканчик снайперски попал в урну, стоящую в паре метров от Алины. Время для экспедиции и впрямь было выбрано исключительно неудачно: давно запланированная поездка с почти уже женихом теперь отправлялась в ту же урну, ибо приказы руководства не обсуждаются, а договоренность об отпуске, похоже, относилась к категории проблем негров, которые, как известно, не сильно волнуют шерифа. «И ведь третий раз уже такое!» – с тоской подумала Алина. Такими темпами Лешка из «почти уже» в жениха не превратится никогда. Хотелось ругнуться в голос и от души пнуть кофейный автомат, но оперативнику АПБР в звании капитана, а с недавних пор – командиру экспедиционного отряда, направляющегося в Таганайскую Зону, такое поведение не подобало, пусть даже никто ее не видит… Хм, никто?
– Док, может, прекратите изображать античную статую? – бросила Алина в темноту коридора. – Ей-богу, ощущение, что вы за мной подглядываете. А я этого очень не люблю.
– Не думал даже, – Эдуард Прохоренков, доктор биологических наук и с нынешнего утра – научный руководитель экспедиции, «вышел из сумрака». – Просто вижу, что вы не в духе, капитан Хомчик, а нам надо поговорить.
Алина хмыкнула:
– Док, чтоб вы знали, звать меня по фамилии – не лучший способ со мной подружиться. Или по имени, или нам будет трудно взаимодействовать в экспедиции.
Научник пожал плечами.
– Нет проблем, Алина. Так мы можем поговорить?
– А повременить с этим нельзя? – буркнула Хомчик. – У меня после только что завершившегося оперативного совещания образовалось до хрена дел.
– О них, собственно, речь и пойдет, раз уж дела у нас теперь во многом общие.
– Эххх…
– В моем кабинете будет удобнее всего, – усилил натиск научник, видя, что цитадель готова пасть.
– Только покороче, ладно? – обреченно отозвалась наконец «цитадель» и двинулась по коридору следом за Прохоренковым, все еще мусоля в голове прошедшее совещание.
