Подувший откуда-то сквозняк принес с собой запахи поздней осени. Прелость опавшей листвы, хрустящую свежесть спелых яблок и аромат стоячей воды, подернутой темными водорослями. Они пробуждали в нём какую-то тягучую меланхолию и смешивали мысли в этой густой мелодии увядания. Так пах дом. Мрачный пыльный особняк в кантоне. Мариуса тянуло сюда, пускай во сне, пускай совсем ненадолго, главное увидеть её.
Каждый раз, закрывая глаза, отчаянно хотелось оказаться именно здесь и остаться навсегда.
По стенам мельтешили тени. Все вокруг подрагивало, будто неустойчивая проказница иллюзия стремилась раствориться без следа. Моргот осмотрелся и бросился прямо по коридору к гостиной. Страх, что он не увидит её там, сдавливал горло, а холодный липкий пот стекал по спине. Заметив знакомую фигуру за старым роялем, он облегченно вздохнул, облокотился на дверь. Мариус хорошо помнил, как матушка заставляла его разучивать ненавистные ноты. После гибели родителей он не садился за инструмент, но любил слушать, как играет она.
Заклинатель приблизился, стараясь ступать осторожно. Ему не хотелось спугнуть этот мираж. Дотронулся до её плеча.
Многоликая повернулась и поднялась навстречу. Встретившись с ней взглядом, Мариус судорожно вздохнул. Сон слишком сильно походил на реальность. Она прикрыла глаза и с улыбкой потерлась щекой о его ладонь.
— Тебе пора отпустить меня, Мариус.
Прикосновения были нежными. Они напоминали проблеск солнца средь хмурых осенних туч: теплое, едва ощутимое и почти единственное, что рассеяло в его душе мрак. Счастье не сводилось к красивым словам, долгим разговорам, оно таилось вот в таких моментах, которые надлежало беречь и хранить.
Мариусу хотелось просто схватить её и выдернуть из своих грёз в настоящее. Забыть о кошмаре, стереть его.
— Ты ведь обещала… обещала мне, что все будет хорошо!
— Будет. Вот увидишь, — шепот тихий, обволакивающий.
Даже во сне она оставалась невыносимой. Какой же она казалась настоящей! Мариус ощущал тепло и вкус поцелуя с горчинкой корицы. Запах лавандового масла, свечей…
Острые ногти впились в плечи. Он дернулся и увидел маску, перед которой трепетали все, и никто никогда не пытался понять, что на самом деле скрывается за обезображенным ликом.
— Все закончится там, где и началось! Кровь смоет кровь, и миры соприкоснутся вновь! — Провидица оттолкнула его.
И всё оборвалось в миг.
Мариус распахнул глаза и увидел перед собой лицо Кхалессы. Ведьма вальяжно расположилась на кровати и улыбалась, склонившись над ним. Её длинные чёрные волосы, змеями скользили по подушкам. Маг подскочил как ужаленный, чем только повеселил Истинную.
— Разве ты не должна развлекаться со своим суженным? Он теперь свободен от вечно хмурого и непреступного Маккивера.
Сложно было привыкнуть к мысли, что Эдгара больше нет. Ещё одна смерть. И сколько их будет, прежде чем всё закончится?
Заклинатель потянулся к графину с водой, но передумал и схватил бутылку со скотчем.
— У нас с Фенриром свободные отношения, — потягиваясь, промурлыкала она.
Моргот залпом осушил бокал, даже не различив вкуса.
— Я знаю, что ты чувствуешь, Мариус.
— Сомневаюсь, — буркнул он, рассеянно глядя в стакан.
— Ярость. Ненависть. Именно эти чувства должны были лежать на дне ящика Пандоры, потому что только они протягивают руки из-под обломков порушенной веры. Мне это хорошо знакомо.
Стекло бокала стало плавиться в руке. Он смутно понимал, что делает. Плёл вязь произвольно, снова испытывая злость и опустошающее бессилие. Прозрачные, смертельно-острые иглы росли на ладони. Запахло морозом, лютой стужей. Заклинатель повернулся и отпустил их. Древняя отбилась играючи и, кажется, совсем не обиделась. Напротив, ведьма выглядела довольной.
Она подошла ближе.
— Ты удивительно силен, Мариус… и талантлив.
Кхалесса запустила пальцы в его волосы, перебирая седые и черные пряди. Моргот попытался отстраниться, но Истинная сжала их в кулак, потянула. Он зашипел, морщась от боли.
— В тебе больше магии и крови предков, чем в ком бы то ни было. Знаешь, почему волосы Демиурга белы как снег? — она прижалась теснее, положила руку на грудь. — В Керидверне верят, что магия крови отнимает душу. Магов посвятивших свою жизнь запретному искусству зовут Отступниками. За белые волосы, бесцветные глаза… Их ненавидят, боятся. Но все это глупо. Просто, сильный маг выжигает себя, перерождается. И для него открываются удивительные возможности, — Кхалесса почти шептала ему в губы. — Здесь все иначе, в этом мире… Но я могу направить тебя. Только попроси.
Дыхание теплое. От нее пахло морем, сандалом и… ладаном. Ресницы подрагивали. Кожа белая, гладкая… Пребывая в странной полудреме, он провел кончиками пальцев по её щеке. Кхалесса улыбнулась. Красивая, несомненно. Только красота эта убийственная. Странно, но Мариус ничего не чувствовал. Внутри образовалась пустота, заполнить которую Древней ведьме было не под силу, несмотря на все её могущество.