Антонина Хлебникова-Искандер. «Я выходила замуж за поэта…»
Решившись составить для издания сборник стихов Фазиля Искандера, я сначала просто хотела одного: напомнить читателям, что он не только великолепный прозаик – заслуженно широко известный и у нас в России, и в мире (около сотни книг издано за рубежом), – но и большой, сильный поэт. И вдруг при отборе стихов я столкнулась с проблемой невозможности что-то выбрать, а что-то «утаить» от читателя. Я не могла найти четких критериев отбора. При всем разнообразии тематики стихи эмоционально равно захватывали и не отпускали, не уступая друг другу – малые ли, большие, поэмы, баллады… Наконец я решила взять за основу выбора следующее.
Во-первых, представить те стихи, которые Фазиль сам читал со сцены или в дружеских застольях.
Во-вторых, включить в сборник стихи, которые много лет исполнял в своих программах наш друг, прекрасный чтец, народный артист России Рафаэль Клейнер. Вот, например, «Ода всемирным дуракам», как без нее обойтись:
Дурак – он разный. Он лиричен,
Он бьет себя публично в грудь.
Почти всегда патриотичен,
Но перехлестывает чуть…
Клейнер превосходно читал «Христос предвидел, что предаст Иуда», «Толпа», «В давильне», «Кувшины», «Камчатские грязевые ванны», «Лежбище котиков» и др. – все это вошло в книгу.
В-третьих, убедившись в бескомпромиссности, даже смертельной жесткости, трагичности больших поэтических вещей Искандера, я решила представить только одну из них – «Балладу о свободе».
Эта страна, как огромный завод,
где можно ишачить и красть.
Что производит этот завод? Он производит власть.
И как бы в противовес ей дать одну светлую – необычную, оригинальную поэму о ребенке «Малыш, или Поэма света». Смею заверить, ни один мужчина-поэт этой темы никогда не касался. Не осмеливался даже к ней подступиться. («Да славится в любом дому щебечущий цветок ребенка».) Тем неожиданней, что за нее взялся такой брутальный, «громкий» поэт, как Фазиль Искандер, – он и в этом уникален.
Так женщина после всего
Ласкает близкого тихонько.
Мужчина думает – его.
Она ж, не зная ничего,
Уже – грядущего ребенка.
И наконец, в-четвертых: я включила в сборник переводы Фазиля из Редьярда Киплинга – «Балладу о Западе и Востоке» и «Заповедь». Здесь, я думаю, требуются пояснения. Тема Запада и Востока для Фазиля была глубинно, потаенно очень значимой. В Фазиле загадочно, чудесным образом слились воедино его абхазско-персидское происхождение и русская культура – естественно, включающая в себя не только русскую, но и западную классическую, да и современную литературу. Частенько перечитывая Киплинга (в прекрасных переводах, как у нас в стране было принято: лучшие литературные переводчики в мире – наши), Фазиль вслух декламировал свою любимую поэму в самом распространенном у нас переложении Елизаветы Полонской: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут. Пока не предстанут небо с землей на Страшный Господень суд…». Со временем Фазиль стал довольно упорно изучать английский. Несколько лет занимался по пластинкам, со словарем углублялся в английский подлинник. Стало ясно, что его что-то перестало устраивать в переводе поэмы Киплинга. И наконец он сам взялся за эту работу. Объяснил так: существующий перевод по сравнению с подлинником слишком спрямлен и «по-женски проглажен». «Тут нужно больше жесткости, корявости, прямоты вплоть до грубости». Похоже, тогда он и написал в своей тетради: «По высочайшей аккуратности текста угадывается подлог». Переведя поэму по-своему, Фазиль часто и охотно читал ее вслух – и наедине с самим собой, и для слушателей. «Пока души не вывернет, как потроха, Всевышний на Страшном суде» – это уже совсем не по-женски, согласитесь.
А затем Фазиль перевел и единственное выбранное им из Киплинга стихотворение – «Заповедь». По сути, это его собственные мысли, его кредо. Вот концовка:
Умей с толпою говорить не опрощаясь,
Не мельтеша – беседовать с царем.
Жить, даже дружбою не слишком обольщаясь,
Чтобы не слишком горевать потом.
Жизнь, как дистанция, уходит, голубея.
Ты понял всё? Так начинай забег!
Ты миром овладел, собой владея,
И более, мой сын, ты – человек!
Когда наконец и у нас во время перестройки появились в печати «Кролики и удавы», критики наговорили много всякого, изыскивая источники. Мол, это Оруэлл, антиутопия, «Скотный двор», то-се… А это же Киплинг и его джунгли…
После всех перечисленных соображений о составе этой книги добавлю, что стихи даются не в хронологическом и не в тематическом, а в вольном, почти случайном порядке. Так любил Фазиль. Сам он под стихами дат не ставил. И считал, что при чтении лучше не уходить в однотемность, а переключаться.
И еще одно мое личное решение: первым в книге я поставила стихотворение «Язык», в котором Фазиль с таким спокойным достоинством объясняет свое присутствие в русской литературе.
Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом.
Чтоб, выйдя из любых горнил
И не сгорев от жажды,
Я с ним по-русски говорил,
Он захотел однажды.
О самочувствии инородца в чужой среде Фазиль написал однажды очень трагическое и искреннее стихотворение. Оно вырвалось у него буквально из глубины души. Это было настолько личное, исповедальное, что он даже избегал читать его вслух. А уж о публикации нечего было даже и мечтать.
Защемленная совесть России,
Иноверец, чужой человек,
Что тебе эти беды чужие,
Этот гиблый пространства разбег!
Что тебе от Москвы до Тибета –
Ледовитый имперский простор?
Что тебе это все?
Что тебе-то?
Этот медленный мор, этот вздор?
Что тебе это мелкое злобство,
На тебя, на себя, эта ложь?
Как вкусившего сладость холопства
Ты от сладости оторвешь?
Что тебе эти бедные пашни,
Что пропахли сиротским дымком,
Что тебе эти стены и башни,
Цвета крови, скрепленной белком?
Что тебе? Посмотрел и в сторонку.
Почему же, на гибель спеша,
В ледовитую эту воронку,
Погружаясь, уходит душа…
А потом Фазиль придумал, как этот стих можно опубликовать – он назвал его «Кюхельбекер».
Меня часто спрашивают: так он прозаик или поэт? У него есть замечательное стихотворение «Дедушкин дом». Я помню, что в первой рецензии на его стихи, которую написал для «Литгазеты» Евгений Винокуров, было замечено, что Искандер стихи перенасыщает, что он чрезмерен для поэзии. У него рождаются слишком обильные образы и в результате он грешит некоторыми длиннотами. И, как ни странно, Фазиль согласился. Он и сам чувствовал, что в нем торкается проза. Он же прозы не писал – я замуж выходила за поэта! Он институт кончал как поэт, и в Союз писателей вступал как поэт, у него вышли две поэтические книжки.
