Кася. Кассиопея.
Родители вообще дружили с головой? Как можно было так назвать дочку? Я до сих пор от этой экстравагантности недоумеваю. (Охуеваю, если быть точнее). Три года назад мне выдали паспорт. Чёрным по белому: Кассиопея Игоревна. Голубые глаза и отчество достались от отца, а вот идея с именем явно принадлежала матери.
У всех мамы как мамы, а у меня – кассир в супермаркете. С образованием бухгалтера. Вот что, нельзя было устроиться по специальности? Сдавала бы сейчас какой-нибудь квартальный отчёт и покупала бы тушь не по акции. Не, ну серьёзно, зачем она родила меня в двадцать три года? Можно же было поездить по миру, устроить личную жизнь, купить квартиру побольше. И тогда у меня была бы своя комната. С плакатами кумиров на стене. Со своим столиком под косметику. И чтобы позвонить Ирке, не пришлось бы запираться в ванной.
Маме сорок лет, а мне – с е м н а д ц а т ь. Пропасть. Другой культурный уровень. Она даже не знает, кто такой Элджей. Про Ивлееву я вообще молчу. И когда я сказала маме, что все приличные люди делают брови в салоне, она лишь пожала плечами. Нет денег. Только я знаю: это не денег нет, это мозгов нет. Как можно ходить на работу в выцветшей водолазке? Она что, не видит? Папа не замечает? Может быть, он поэтому так часто задерживается в своём институте допоздна? Конечно, папе можно. Он у нас инженер. Преподаёт сопромат. Умный – пиздец.
А если бы мама была поумнее, то нашла бы себе не умного, а богатого.
***
– Кася, я дома. Ты сегодня выгуливала Арчи? – Мама ставит сумку с продуктами прямо на пол.
Я сотню раз говорила ей, чтобы она так не делала. Папа, как обычно, задерживается. Можно снимать наушники. И идти отвечать на вопросы: «Да, мам», «Нет, мам», «Не знаю» и «Да погуляла я с ним, говорю же!»
Лохматый Арчи единственный рад приходу мамы. Чёрно-белый спаниель лижет ей лицо, а она делает до боли одинаковые, повторяющиеся действия: снимает пальто, разбирает сумку с продуктами, ставит на плиту чайник и моет руки на кухне в раковине. Хозяйственным мылом. Меня передёргивает от его запаха. Однажды я купила «Фейри», а мать выкинула бутылку в урну. И сказала, что он вызывает рак. Это, видимо, говорили в каком-нибудь шоу Малышевой.
И кстати. Телевизор. Огромный. Во всю стену в зале. Мама каждый раз приходит после смены и включает этот дурацкий телек.
Я надеваю наушники. И изучаю маркетинг в индустрии туризма. Поступила в колледж сама, выбрала специальность «менеджер по туризму» и вообще ни разу не пожалела. Весь первый курс даётся легко. Даже экономика.
На кухне шумит вода. И мама нарезает салат из огурцов и капусты. Добавляет в него фасоль из банки и зелёный горошек. Я уже поела картошку-фри и наггетсы в макдаке. Но она всё равно позовёт меня есть эту отвратительную гречку с курицей. И салат с капустой. Заправленный растительным маслом. А ещё скажет, что это полезно.
***
Папа приходит ближе к часу ночи. Он после работы таксует. Открывает дверь своим ключом. От него пахнет чужими, очень приторными духами. Они с мамой ложатся вместе на диван и смотрят телевизор. Игорь Анатольевич когда-то привлёк её рассказами о том, как наши космические корабли бороздят просторы Вселенной. Пригласил её жить в свою однушку, где и родилась я, Кассиопея Игоревна. И за семнадцать лет ничего не изменилось. Мне кажется, что они даже диван не поменяли. Зато телевизор купили огромный, во всю стену.
То, что я уеду от них – это даже не обсуждается. Вот только поднакоплю денег. Витёк устроил меня официанткой в клуб своего папы. Там платят щедрые чаевые. Я даже завела копилку «На Мечту». И складываю туда все купюры, которые парни оставляют мне в чулке. Там, конечно, стоят камеры. Но я приноровилась брать «на чай» так, что это незаметно начальнику. А девчонки со смены не сдают.
Да я лучше пару раз улыбнусь потному посетителю и не пролью на него пиво, чем буду делить кров с родителями.
Два тридцать. Пора закрывать учебник – и спать. Завтра на работу. Ирка заедет за мной в восемь. Выпьем с ней по паре коктейлей для бодрости. И поедем раскручивать «папиков» на наше светлое будущее.
А маме я когда-нибудь подарю поход в нормальный салон красоты. Если человек родился в восьмидесятые, это не значит, что сейчас нужно делать химическую завивку. Точно, подарю ей подарочный сертификат к парикмахеру-стилисту.
Заработаю. И подарю.
Будильник вообще не вовремя.
Он всегда звонит как-то невпопад! В смысле уже без десяти восемь? Я же заводила его на шесть тридцать. Неужели переключала потом?!
Проспала.
Да блин! Придётся ехать без укладки. Голову ещё успею помыть, но на первую пару опаздываю. Перекушу в столовке. Только там пахнет по-дурацки: сосисками и рыбным супом.
Ирка-а-а-а, бери трубку. (Долгие гудки).
Пока чищу зубы, успеваю накрасить глаза тушью. Отец уже уехал на работу, а мама спит. Хоть бы она не проснулась и не начала читать морали. Про то, что ездить на такси в колледж – это удел миллионеров.
Конечно, мам. Только миллионеры у нас и ездят на улицу Серпуховскую.
Ира, отвечай. Она что там, уснула?
– Кася, звезда моя, я на паре. Говори быстро.
– Скажи Людмиле Николаевне, что я задержусь.
– Хорошо. Захвати мне пластырь на ногу.
– Зачем тебе плас…
Ира сбросила. Видать, Людмила уже начала вести лекцию. А и фиг с ней, этой экономической географией. Невелика потеря.
– Кася, а ты что, опять на такси? Иди поешь хотя бы. Там отец вчера оладьи не доел. Из кабачков. И сметана есть, домашняя. Тётя Лариса отправила.
– Мам, я не хочу сметану. И оладьи. Я в колледже поем. Ты не оставляй, я буду поздно.
Застёгиваю сапог. «Собачка» предательски остаётся у меня в руке. А замок расходится. Арчи носится вокруг. И лает, как шальной.
– Арчи, фу! Отвали, не до тебя сейчас.
Я шлёпаюсь на пуфик. Где я возьму новые сапоги? Время: восемь сорок семь. Магазины открываются в десять. Да даже если сейчас поехать в «Кари», то нужно будет потратить половину стипендии. А я не могу. Я откладываю.
«Между нами пальба-пау-пау-па-па», – заливается телефон. Это Ирка звонит. Поди ждёт свой пластырь. А я про него забыла.
Подхожу к аптечке в ящичке маминого стола. Начинаю искать. И вижу то, что меня повергает в шок.
– Кася, а ты специально обутая пошла? Я полы только позавчера помыла. – Мама уже стоит в халате в проходе. С зубной щёткой и в бигудях.
Я стою, не смея пошевелиться.
В ящике с лекарствами, где обычно только бинты, жаропонижающее и жутко вонючие мази, теперь лежит направление на обследование у маммолога. На имя матери. Она что-то там продолжает говорить, но я не слышу.
– Ма-а-а, а что это за бумажка? – Достаю и показываю свою находку.
– Дай сюда. Не твоё дело. – Мама выхватывает листок из рук.
