Сидя на карантине в цветущем пустынном Париже две тысячи двадцатого года мартобря месяца по григорианскому календарю, я решила исполнить давнюю мечту и записать свои стихи. Меланхоличные, как завывания Гамлета над черепом бедного Йорика, честные, как ответ на вопрос лучшей подруги «идет ли мне это платье цвета вчерашней тоски?», пульсирующие, как кровь в жарких венах влюбленной женщины, которая понимает «точно подлец!», но еще не решается принять